Сто тысяч любимых строк. Часть 4

Колыбель. Пеленки. Плач.
Слово. Шаг. Простуда. Врач.
Беготня. Игрушки. Брат.
Двор. Качели. Детский сад.

Школа. Двойка. Тройка. Пять.
Мяч. Подножка. Гипс. Кровать.
Драка. Кровь. Разбитый нос.
Двор. Друзья. Тусовка. Форс.

Институт. Весна. Кусты.
Лето. Сессия. Хвосты.
Пиво. Водка. Джин со льдом.
Кофе. Сессия. Диплом.

Романтизм. Любовь. Звезда.
Руки. Губы. Ночь без сна.
Свадьба. Теща. Тесть. Капкан.
Ссора. Клуб. Друзья. Стакан.

Дом. Работа. Дом. Семья.
Солнце. Лето. Снег. Зима.
Дочь. Пеленки. Колыбель.
Стресс. Любовница. Постель.

Бизнес. Деньги. План. Аврал.
Телевизор. Сериал.
Дача. Вишни. Кабачки.
Седина. Мигрень. Очки.

Внук. Пеленки. Колыбель.
Стресс. Давление. Постель.
Сердце. Почки. Кости. Врач.
Речи. Гроб. Прощанье. Плач.

И.Аглицкий

 

@Александр Б., СУПЕР!

 

- Слушайте, а может, вы скажете, кому из наших молодых политиков можно верить?
Седой халдей переглянулся с Самарцевым.
- Э,- сказал Самарцев,- да ты я вижу, провокатор не хуже меня... Знаешь что такое "уловка-22"?
- Примерно. Это ситуация, которая, если так можно выразиться, исключает саму себя, да? Мёртвая логическая петля, из которой нет выхода.
- Правильно, сказал Самарцев. - Так вот, "уловка-22" заключается в следующем: какие бы слова ни произносились на политической сцене,
сам факт появления человека на этой сцене доказывает что перед нами ***** и провокатор.
Потому что если бы этот человек не был бы блядью и провокатором, его бы никто на политическую сцену не пропустил - там три кольца оцепления
с пулемётами.
Всё элементарно: если девушка сосёт в публичном доме, вооружённый дедуктивным методом разум может сделать вывод, что перед нами
проститутка.
Я почувствовал обиду за своё поколение.
- Почему обязательно проститутка? А может это белошвейка. Которая только вчера приехала из деревни.
И влюбилась в водопроводчика, ремонтирующего в публичном доме душ. А водопроводчик взял её с собой на работу,
потому что ей временно негде жить. И у них там выдалась свободная минутка.
Самарцев поднял палец:
- Вот на этом невысказанном предположении и держится весь хрупкий механизм нашего молодого народовластия.

В.Пелевин Empire V

 

Владимир Корнилов, посвящение великому поэту Николаю Гумилеву...

Три недели мытарились:
Что ни ночь, то допрос...
И не врач, не нотариус,
Напоследок - матрос!..

Он вошел черным парусом,
Уведет в никуда...
Вон болтается маузер
Поперек живота.

Революция с гидрою
Расправляться велит.
То наука не хитрая,
Если в гидрах - пиит...

Ты вошел, вскинув голову,
Словно знал наперед:
Будет год - флотский "чоновец"
Горшей смертью помрет.

Гордый, самоуверенный
Охранитель основ,
Знал, какой современников
Скоро схватит озноб!..

...Вроде пулям не кланялись,
Но зато наобум
Распинались и каялись
На голгофах трибун.

И спивались, изверившись,
И рыдали взасос,
И стрелялись, и вешались,
А тебе - не пришлось!

Царскосельскому Киплингу
Пофартило сберечь
Офицерскую выправку
И надменную речь.

...Ни болезни, ни старости,
Ни измены себе
Не изведал...
И в августе
В 21-ом
к стене

Встал, холодной испарины
Не стирая с чела,
От позора избавленный
Петроградской ЧК.

 

Ф. Ницше "Так говорил Заратустра":
"В уединении растёт то, что каждый вносит в него, даже внутренняя скотина. поэтому отговариваю я многих от одиночества."
(собр.соч.в 2 т., т. 2, с.211)

 

Так щедро выдала эпоха
права писать настолько плохо,
сколь левым можется ногам,
перемещая фокус моды
от восславленья несвободы
до беспощадности к врагам,

простя стихи, кудрявя прозу.
Увы, классическую розу
привить советскому дьячку –
никак. Под шелест новых платьев
мышленья функцию утратив,
язык нисходит к язычку.

Не в наши, видимо, окопы
визит уместен Каллиопы,
на кои веки в них ни сядь.
(Некстати – и закат Европы.
И помогли бы эфиопы,
да негде взять.)

Священный прах метут со сцены.
Прокисли ви́на драгоценны.
Молчать подписано в печать.
Дрожат листы. Клубятся тучи.
«Народ в полях. Оно и лучше –
ему нас незачем встречать.»

В итоге всякий спор о вкусе
есть спор о власти. Ах, мой свет,
оставим творческих дискуссий
онтологический лорнет.
Не становясь в любви искусней,
ушла натура.
Ну и *** с ней.
Была –
и нет.

 

•••••••••
Мы сойдемся когда-нибудь вместе
И в весеннем чудесном краю
На колени к любимой невесте
Каждый голову склонит свою..

Как-нибудь..
Как-нибудь..
как-нибудь..

••••••••••

 

На Бога понадеясь, не плошай -
Говорила сострегая мама
Кудрей моих рыжий урожай,
Что вздувал ерошисто панаму.

Выпали кудряшки, как года,
Лишь остались ёжики-седины.
И уже с рентгена доктора
Дарят мне костей моих картины.

Я ещё попрежнему в строю
За плечами груз побед и стрельбищ,
Но всё чаще в детство я смотрю
В то, что в нём когда - ты стар не ценишь…

Распремлюсь и дёрну по степи
Засверкают над травою пятки,
Взглядом буду я срывать с зари
Поздних звёзд висящие заплатки,

Словно в детстве счастьем закрича,
Врежусь я в прохладные муравы,
И как отрок звонко хохоча
Промахну овраги и канавы,

И раскрыв объятия стогу,
С разварота прыгнув в него рыбкой,
Став мужчиной старым на лету,
Я засну в нём с детскою улыбкой.

зы.. Да. Я продолжаю искренне ценить самородка Э. Шляпникова..

Овечка думает овечьеном ... Я ж о своем - очеловечьем ! ! ! как жизнь гражданская беспечна

и о Отечестве конечно . ..

Э. Шляпников

 

Когда мерещатся чугунная ограда
И пробегающих трамваев огоньки,
И запах листьев из ночного сада,
И темный блеск встревоженной реки,

И теплое, осеннее ненастье
На мостовой, средь искристых камней
Мне кажется, что нет иного счастья,
Чем помнить Город юности моей.

Мне кажется..
Нет!! я уверен в этом!!
Что тщетны грани верст и грани лет,
Что улица, увенчанная светом,
Рождает мой давнишний силуэт.

Что тень моя видна на серых зданьях,
Мой след блестит на искристых камнях.
Как Город жив в моих воспоминаньях,
Так
тень
моя
жива
в его
тенях!

 

НЕКРАСОВЪ
О ДВУХЪ ВЕЛИКИХЪ ГРЕШНИКАХъ

Господу богу помолимся,
Древнюю быль возвестим,
Мне в Соловках ее сказывал
Инок, отец Питирим.

Было двенадцать разбойников,
Был Кудеяр – атаман,
Много разбойники пролили
Крови честных христиан,

Много богатства награбили,
Жили в дремучем лесу,
Вождь Кудеяр из-под Киева
Вывез девицу-красу.

Днем с полюбовницей тешился,
Ночью набеги творил,
Вдруг у разбойника лютого
Совесть господь пробудил.

Сон отлетел; опротивели
Пьянство, убийство, грабеж,
Тени убитых являются,
Целая рать – не сочтешь!

Долго боролся, противился
Господу зверь-человек,
Голову снес полюбовнице
И есаула засек.


Совесть злодея осилила,
Шайку свою распустил,
Роздал на церкви имущество,
Нож под ракитой зарыл.

И прегрешенья отмаливать
К гробу господню идет,
Странствует, молится, кается,
Легче ему не стает.

Старцем, в одежде монашеской,
Грешник вернулся домой,
Жил под навесом старейшего
Дуба, в трущобе лесной.

Денно и нощно всевышнего
Молит: грехи отпусти!
Тело предай истязанию,
Дай только душу спасти!

Сжалился бог и к спасению
Схимнику путь указал:
Старцу в молитвенном бдении
Некий угодник предстал,

Рек «Не без божьего промысла
Выбрал ты дуб вековой,
Тем же ножом, что разбойничал,
Срежь его, той же рукой!

Будет работа великая,
Будет награда за труд;
Только что рухнется дерево –
Цепи греха упадут».

Смерил отшельник страшилище:
Дуб – три обхвата кругом!
Стал на работу с молитвою,
Режет булатным ножом,

Режет упругое дерево,
Господу славу поет,
Годы идут – подвигается
Медленно дело вперед.

Что с великаном поделает
Хилый, больной человек?
Нужны тут силы железные,
Нужен не старческий век!

В сердце сомнение крадется,
Режет и слышит слова:
«Эй, старина, что ты делаешь?»
Перекрестился сперва,

Глянул – и пана Глуховского
Видит на борзом коне,
Пана богатого, знатного,
Первого в той стороне.

Много жестокого, страшного
Старец о пане слыхал
И в поучение грешнику
Тайну свою рассказал.

Пан усмехнулся: «Спасения
Я уж не чаю давно,
В мире я чту только женщину,
Золото, честь и вино.

Жить надо, старче, по-моему:
Сколько холопов гублю,
Мучу, пытаю и вешаю,
А поглядел бы, как сплю!»

Чудо с отшельником сталося:
Бешеный гнев ощутил,
Бросился к пану Глуховскому,
Нож ему в сердце вонзил!

Только что пан окровавленный
Пал головой на седло,
Рухнуло древо громадное,
Эхо весь лес потрясло.

Рухнуло древо, скатилося
С инока бремя грехов!..
Господу богу помолимся:
Милуй нас, темных рабов!

 

Королева Подземки
Мы не пойдем в забытые места,
хоть там когда-то счастливы бывали.
Мы не пойдем туда, да неспроста.
зачем с тоскою вспоминать детали?

ведь были в тех местах не Мы, а те,
что целовались по подъездам в зиму.
они бы даже не вообразили,
что просто потеряются в толпе.

Мы не пойдем в забытые места,
не проводить Нам больше там свиданий.
увидеть Нам захочется, едва ли,
что там сегодня... пустота,

и были в тех местах не Мы, а те,
кто мог прощаться вечность у подъезда.
кто думал, что нельзя просто исчезнуть,
предать любовь и сгинуть в пустоте.

не надо слишком долго вспоминать
минут наивного, слепого счастья.
подъездов тех распахнутые пасти
Нам, видимо, пора не замечать.

при встрече не коснемся и запястий,
а будем лишь предательски молчать.
Нам нечем тем подъездам отвечать,
но забывать о них не в Нашей власти

по телевизору услышал, надо же

 

Арбатского романса старинное шитьё,
К прогулкам в одиночестве пристрастье;
Из чашки запотевшей счастливое питьё,
И женщины рассеянное "здрасьте..."

Не мучьтесь понапрасну: она ко мне добра,
Легко иль грустно - век почти что прожит.
Поверьте, эта дама из моего ребра,
И без меня она уже не может.

Любовь такая штука - в ней так легко пропасть,
Зарыться, закружиться, затеряться...
Нам всем знакома эта губительная страсть,
Поэтому не стоит повторяться.

Арбатского романса старинное шитьё,
К прогулкам в одиночестве пристрастье,
Из чашки запотевшей счастливое питьё,
И женщины рассеянное "здрасьте..."

Бывали дни такие - гулял я молодой,
Глаза глядели в небо голубое.
Ещё был не разменен мой первый золотой,
Пылали розы, гордые собою.

Ещё моя походка мне не была смешна,
Ещё подмётки не пооторвались,
Из каждого окошка, где музыка слышна,
Какие мне удачи открывались!

Не мучьтесь понапрасну - всему своя пора.
Траву взрастите - к осени сомнётся.
Мы начали прогулку с арбатского двора,
К нему-то всё, как видно, и вернётся.

Была бы нам удача всегда из первых рук,
И как бы там ни холило, ни било,
В один прекрасный полдень оглянетесь вокруг,
А всё при вас целёхонько, как было.

Тексты песен: Булат Окуджава - Арбатский романс - Текст песни

 

Б. Слуцкий

Лошади в океане
И.Эренбургу

Лошади умеют плавать,
Но — не хорошо. Недалеко.

«Глория» — по-русски — значит «Слава»,-
Это вам запомнится легко.

Шёл корабль, своим названьем гордый,
Океан стараясь превозмочь.

В трюме, добрыми мотая мордами,
Тыща лощадей топталась день и ночь.

Тыща лошадей! Подков четыре тыщи!
Счастья все ж они не принесли.

Мина кораблю пробила днище
Далеко-далёко от земли.

Люди сели в лодки, в шлюпки влезли.
Лошади поплыли просто так.

Что ж им было делать, бедным, если
Нету мест на лодках и плотах?

Плыл по океану рыжий остров.
В море в синем остров плыл гнедой.

И сперва казалось — плавать просто,
Океан казался им рекой.

Но не видно у реки той края,
На исходе лошадиных сил

Вдруг заржали кони, возражая
Тем, кто в океане их топил.

Кони шли на дно и ржали, ржали,
Все на дно покуда не пошли.

Вот и всё. А всё-таки мне жаль их —
Рыжих, не увидевших земли.

1950 г.

 

Курочка Ряба – короткая и забавная сказка о доброй курочке, которую обожают все-все малыши. В этой истории их ждут забавные диалоги, волшебство с чудесами, и финал, который обязательно понравится детям. Курочка Ряба жила в доме у деда с бабкой и снесла им как-то яйцо в золотой скорлупе. Хорошее яичко, да вот только не билось оно, хоть и старались дед и баба изо всех сил. Отчаялись они уже, как вдруг по столу пробежала мышка-норушка, махнула длинным хвостиком и уронила яйцо на твердый пол. Расстроились тогда дед с бабой, расплакались, ведь пропало яичко. Утешила их Курочка Ряба и пообещала снести уже яйцо простое, а не в золотой скорлупке.

Спойлер: Курочка Ряба Вариант 1

Жили-были дед да баба. Была у них курочка ряба.
Снесла курочка яичко, не простое - золотое. Дед бил, бил - не разбил. Баба била, била - не разбила.
Мышка бежала, хвостиком задела, яичко упало и разбилось. Дед плачет, баба плачет, а курочка кудахчет:
- Не плачь, дед, не плачь, баба: снесу вам яичко не золотое - простое!

Спойлер: Курочка Ряба Вариант 2

Жил себе дед да баба, у них была курочка Ряба; снесла под полом яичко — пестро, востро, костяно, мудрено! Дед бил — не разбил, баба била — не разбила, а мышка прибежала да хвостиком раздавила. Дед плачет, баба плачет, курочка кудкудачет, ворота скрипят, со двора щепки летят, на избе верх шатается!

Шли за водою поповы дочери, спрашивают деда, спрашивают бабу:

— О чем вы плачете?

— Как нам не плакать! — отвечают дед да баба. — Есть у нас курочка Ряба; снесла под полом яичко — пестро, востро, костяно, мудрено! Дед бил — не разбил, баба била — не разбила, а мышка прибежала да хвостиком раздавила.

Как услышали это поповы дочери, со великого горя бросили ведра наземь, поломали коромысла и воротились домой с пустыми руками.

— Ах, матушка! — говорят они попадье. — Ничего ты не знаешь, ничего не ведаешь, а на свете много деется: живут себе дед да баба, у них курочка Ряба; снесла под полом яичко — пестро, востро, костяно, мудрено! Дед бил — не разбил, баба била — не разбила, а мышка прибежала да хвостиком раздавила. Оттого дед плачет, баба плачет, курочка кудкудачет, ворота скрипят, со двора щепки летят, на избе верх шатается. А мы, идучи за водою, ведра побросали, коромысла поломали!

На ту пору попадья плачет, и курочка кудкудачет, тотчас с великого горя опрокинула квашню и все тесто разметала по полу.

Пришел поп с книгою.

— Ах, батюшка! — сказывает ему попадья. — Ничего ты не знаешь, ничего не ведаешь, а на свете много деется: живут себе дед да баба, у них курочка Ряба; снесла под полом яичко — пестро, востро, костяно, мудрено! Дед бил — не разбил, баба била — не разбила, а мышка прибежала да хвостиком раздавила. Оттого дед плачет, баба плачет, курочка кудкудачет, ворота скрипят, со двора щепки летят, на избе верх шатается! Наши дочки, идучи за водою, ведра побросали, коромысла поломали, а я тесто месила да со великого горя все по полу разметала!

Поп затужил-загоревал, свою книгу в клочья изорвал.

 

"Ирония — любимое, а главное, единственное оружие беззащитных." Сергею Довлатову сегодня 80 лет.

 

Осенний день. Поблекли травы.
Сырой, туманный холодок.
И вдруг нежданно у канавы
Расцвел шиповника цветок.
Как будто друг, всегда желанный,
Он в этот серый день вошел
И, озарив его, румяный,
Неукротимый, цвел и цвел.
Ему и горя было мало,
Что лето за море ушло,
Что все вокруг отпировало,
Открасовалось, отцвело.
В своем порыве одиноком
Он жаждой жизни пламенел,
И лес, притихший за дорогой,
«Не отцветай!» — ему шумел.
И лесу вторил шорох ветра
И голоса отлетных стай.
И я шептал посланцу лета:
«Не отцветай! Не отцветай!»

Н.Браун, 1953

 

Спойлер

Люди состоят из комфорта и прочей лажи -
Им по нутру когда внешний вид приглажен,
Когда нету лишних волос на лице и коже,
В этом люди часто между собой похожи.
Не сказать, что я сноб и всегда неряшлив,
Ну, бывает, рот не закрою во время кашля -
Ну, надену футболку ту же, что и вчера с утра,
Отдающую потом и запахом из костра.
С не умытым лицом, обветренным разными видами
Я выхожу на улицу и чувствую, как все завидуют,
Приличные люди в метро то и дело косятся,
Как будто бы ангелы мне на колени просятся.
Покупаю жареное мясо, завернутое в лаваш,
А они смотрят так, будто я переплыл Ла-Манш,
Учат мои репортажи, делают селфи-фоточки,
Высовываются по пояс через свои комфорточки
Жирных автомобилей, когда иду по проспекту
В книжную лавку, к умственному просвету.
Думают, как же круто рыжим прослыть и дерзким,
А я как был так и умру деревенским
На очередной войне. Без комфортной лажи,
Изучая земли кровяные пляжи

.

2020, С.Пегов

 

Пороша

Еду. Тихо. Слышны звоны
Под копытом на снегу.
Только серые вороны
Расшумелись на лугу.

Заколдован невидимкой,
Дремлет лес под сказку сна.
Словно белою косынкой
Повязалася сосна.

Понагнулась, как старушка,
Оперлася на клюку,
А под самою макушкой
Долбит дятел на суку.

Скачет конь, простору много.
Валит снег и стелет шаль.
Бесконечная дорога
Убегает лентой вдаль.

1914

 

off

Интересно, раньше деревья так были поражены древожучной живностью, что даже в сучьях они обитали? (Еда для дятлов).
В современное время только на стволах наблюдаю кормящихся дятлов.
Да и сосна - хвойное. Что-то сомнения берут насчет дятлов.

 

Возможно, по стволу он и долбит. А сук - это точка опоры
"Долбит дятел (ствол, находясь)на суку"

 

Рождество
Дмитрий Тур

Стучится в окна рождество.
Оно приходит и в окопы.
Но нас забыло божество
В крови, и бороде из рвоты.

Нам смерть глядит через плечо,
Ее гонцы всегда крылаты.
И странно знать, что мы еще
Не убиенные солдаты.

Гуляет по степи вoйнa.
Придет она и в ваши хаты.
И вы нас вспомните тогда,
Еще живых, уже солдатов.

19.07.2001.

 

Роковая страна, ледяная,
Проклятая железной судьбой —
Мать Россия, о родина злая,
Кто же так подшутил над тобой?

1908 г.

@z52, это не Пушкин. Гуглится за 5 сек.

 

@akrivcov, Признаю,сразу не проверил, а эту версию «Клеветников России» написал никто иной, как Владимир Веров не так давно – в 2004 году. У Пушкина есть своя версия "Клеветников России", которая начинается словами "О чем шумите вы, народные витии?"

Россию нельзя позабыть,
К России любовь бесконечна,
Россию нельзя разлюбить,
Ее если любишь —
Навечно! 1966г

 

Как я милую любил,
Вы едва ли сможете.
А за что её убил -
Так за слово "ЛОЖИТЕ".
Уж и доброю была,
Нежной и покорною,
Но себя же обрекла
Тем, что кофе "чёрнОЕ".
Вспоминаю, как в бреду,
И доселе ночи те,
Но она, как на беду,
Говорила "ХОЧЕТЕ".
Слышал, как приду домой,
"ИХНИХ" да "ЕВОНУЮ",
Так что был поступок мой
Самообороною.
Был уверен наперёд
Без зазрений совести
В том, что суд меня поймёт,
Оправдает полностью,
Но с суровостью жреца
Объявил судья мне,
Что ОТЛАЖИВАЕТСЯ
Нынче заседание.

 

Вот за это не согласен. Если пытались учить итальянский.

 

Вера Павлова

Любовь – урок дыханья в унисон.
Беда – урок дыхания цепного.
И только сон, и только крепкий сон –
урок дыхания как такового.
Освобожден от обонянья вдох,
а выдох не татуирован речью,
и проявляется в чертах – двух-трех-
лица – лицо щемяще человечье.
Ты – человек. Запомни: только ты
и более никто – ни зверь, ни птица –
спать можешь на спине, чтоб с высоты
твое лицо к тебе могло спуститься,
чтоб, выдохнув из легких черный прах,
дышать как в детстве, набело, сначала,
и чтобы по улыбке на устах
твоя душа впотьмах тебя узнала.

 

Давай поговорим немного о тебе. Вдруг там, где ты живёшь, реально мир в порядке. И снег идёт белей, и небо голубей, и звёзды наверху с луной играют в прятки. Я очень хмурый тип и очень скверный маг, создатель чепухи, фрагмент ангажемента. Со мной четыре дня беседовал Ремарк (на западных фронтах воюют перманентно). Лёд тронулся, родной. И кто-то тронул лёд. Слова мои бедны, как сон церковной мыши. Но ангел уходил на бреющий полет, снижаясь посмотреть, о чём ты нынче дышишь.
Давай не обо мне. Да было бы о ком. Обычный человек, обманчивая внешность.
Вот дорогой табак. Вот кофе с коньяком. Старик Хэмингуэй одобрил бы, конечно.
Мы с ним ходили раз на оперу "Кармен". И он хвалил Париж, а я хвалил Лапуту. Ещё нашёл тетрадь хороших перемен (есть Книга Перемен — пожалуйста, не путай). Я вот к чему веду — меня ведёт строка. Ведь я довольно глуп — придумывать такое. Запомнил времена большого сквозняка, устал во времена вселенского покоя и виртуозно я умею умирать. Достаточно упрям, достаточно опаслив. Зато вписал тебя в отличную тетрадь. Да, взял и написал — теперь он будет счастлив. В охранники позвал серебряного пса, умеющего петь о вечности и басом.
И буквы не стереть, и не переписать, и это всё поля маркиза Карабаса.
Вдруг там, где ты живёшь, нет никакой войны. Устелен небосклон полотнами Матисса. Торговцы не жадны, хозяйки влюблены, и каждый говорит: спасибо, что родился. Где старые часы не перешли на бег, где сказочник сидит и набивает трубку, чтоб сохранить себя.
Чтоб сохранить в себе огромную любовь, действительную хрупкость. Давай о том, как свод щекочут облака, и этот самый свод невозмутим, как Кришна. И вот твоя строка. Счастливая строка. И вот твоя река. Входи в неё хоть трижды.
Наталья Захарцева

 

Откуда к нам пришла зима,
не знаешь ты, никто не знает.

Умолкло все. Она сама
холодных губ не разжимает.
Она молчит. Внезапно, вдруг
упорства ты ее не сломишь.
Вот оттого-то каждый звук
зимою ты так жадно ловишь.

Шуршанье ветра о стволы,
шуршанье крыш под облаками,
потом, как сгнившие полы,
скрипящий снег под башмаками,
а после скрип и стук лопат,
и тусклый дым, и гул рассвета...
Но даже тихий снегопад,
откуда он, не даст ответа....


И люди все, и все дома,
где есть тепло покуда,
произнесут: пришла зима.
Но не поймут откуда....
И. Бродский