Сто тысяч любимых строк. Часть 4

Независимость...причиной — одиночество,
Не снаружи, глубоко внутри
И уже не важно то, что хочется...
Восемь пополам — получим три.

Если набок — выйдет бесконечность,
Следственно-причинный беспредел,
Что ж, пожалуй, у меня есть вечность
Для земных ненужно-важных дел.

Что, считаем дальше?...раздевайся...
Я не в смысле!!!...вешалка...пальто...
Да...с ногами в кресло? - забирайся...
Так...сейчас узнаем кто есть кто.

Делим?...Точно! Разделяй и властвуй!
Ну...в числитель — чувства и слова,
В знаменатель?...Ноль?...на ноль опасно!
Может закружиться голова.

Упростим...не нужно интегралов,
В столбик...в память...строчками стихов...
Получаем счастье в килограммах,
Или в сантиметрах нежных слов.

Параллельность — знак равно — две строчки...
Получилось! Слышишь! Слышишь!!!...спишь...
Недосказанность — в конце три точки...
Мы пересечемся, спи малыш.

 

Я падала больно, ревела, вставала,
колени и локти я в кровь разбивала,
а мама, лаская дрожащий комочек,
шептала: "Ходить ты научишься, дочка!"
Колени в порядке - шагаю, не трушу,
но вот спотыкаюсь и - вдребезги душу!..
Осколки в газетку смету осторожно,
свое пентамино сложить мне несложно:
вот место любви и надежды, вот - веры,
вот это - привычки, а это - манеры,
тут место забот и печалей, тут - жалость,
ну вот, посмотри, еще много осталось!
Достоинство, гордость, к мещанству презренье,
а эти осколки - мои озаренья...
Вот тут потускнело, а там - потерялось,
я слезы не лью - еще много осталось!
Жестокость и трусость - крупинки металла
(с асфальта ведь я все подряд наметала!) -
и зависть, и подлость, и жадности крохи
ползут по душе, ищут места, как блохи.
Я им не позволю забраться поглубже,
я лучше опять раскрошу свою душу -
столкну с подоконника жестко и грубо,
а после возьму семикратную лупу,
промою осколки, чтоб каждую малость
сложить и сказать: "Еще много осталось!"

М. Хлебникова

 

Никто, как в детстве, нас не ждет внизу,
Не переводит нас через дорогу.
Про злого муравья и стрекозу
Не говорит. Не учит верить Богу.

До нас теперь нет дела никому -
У всех довольно собственного дела.
И надо жить, как все, - но самому...
(Беспомощно, нечестно, неумело).

Анатолий Штейгер

добавлено через 9 минут
Здесь главное конечно не постель.
Порука - никогда не снится твое тело,
А значит не оно единственная цель.
Об этом говорить нельзя, но наболело.

Я бы не брал теперь твоей руки,
Упорно не искал твоих прикосновений,
Как будто невзначай волос, плеча, щеки,
Ни это для меня всего важнее.

Я стал давно добрее и скромней.
С меня довольно знать, что ты живешь на свете.
А нежность, то что в ней и что под ней,
Привыкли ничего ждать за годы эти.

Как мало все же нужно для любви,
Чем больше отдаешь, тем глубже и сильнее.
Лишь об одном молю и день, и ночь - живи,
А где и для кого тебе уже виднее.

он же

добавлено через 6 часов 48 минут
Вспомни о нём, как без него все удалось тебе.
Вспомни о нем, его одного нам не вернуть теперь.
Просто вспомни сейчас, он не бывал похожим на нас,
И все разменял на ветер.

Жил как хотел, шел наугад, выбрал дорогу сам.
Мало успел, не был богат, верил твоим словам.
Может боль и уснет, но он к тебе уже не прийдет,
И тихо наступит вечер.

Ты вспомни о нем, пусть растает громкий смех
В доме твоем, и опустеет дом.
Ты вспомни о нем, ночь обнимет мокрый снег,
И в тишине вспомни о нем.

Было как сон, так и прошло, хочешь ты все забыть.
Только одно, сможет ли кто, также как он любить?
Вспомни, как в первый раз тот океан его серых глаз,
И он к тебе на миг вернется.

Леонид Агутин

 

СНЕЖНОЕ ВИНО
И вновь, сверкнув из чаши винной,
Ты поселила в сердце страх
Своей улыбкою невинной
В тяжелозмейных волосах.

Я опрокинут в темных струях
И вновь вдыхаю, не любя,
Забытый сон о поцелуях,
О снежных вьюгах вкруг тебя.

И ты смеешься дивным смехом,
Змеишься в чаше золотой,
И над твоим собольим мехом
Гуляет ветер голубой.

И как, глядясь в живые струи,
Не увидать себя в венце?
Твои не вспомнить поцелуи
На запрокинутом лице
\Александр Блок\

корпоративы вроде еще не начались)))

добавлено через 9 минут
Мы встречались с тобой на закате.
Ты веслом рассекала залив.
Я любил твое белое платье,
Утонченность мечты разлюбив.

Были странны безмолвные встречи.
Впереди - на песчаной косе
Загорались вечерние свечи.
Кто-то думал о бледной красе.

Приближений, сближений, сгораний -
Не приемлет лазурная тишь...
Мы встречались в вечернем тумане,
Где у берега рябь и камыш.

Ни тоски, ни любви, ни обиды,
Всё померкло, прошло, отошло..
Белый стан, голоса панихиды
И твое золотое весло.

 

Я паучок с крестом на панцире,
я принесенный в жертву первенец.
Меня не надо трогать пальцами.
Я все окурки наших пепельниц.

 

Мы много дорог повидали на свете,
Мы стали сильнее, мы стали не дети.
Но лето в дороге кончалось зимою,
А зимы в дороге кончались стеною.
А мы еще верим, что мы не забыты,
Стучимся мы в двери, а двери
Надежно закрыты.

И я не пойму от кого их закрыли?
Нас может быть звали, но просто забыли...
И может нам быть понастойчивей стоит,
Тогда нас услышат
И двери конечно откроют.

И вот уже годы минутами стали
И мы понемногу стучаться устали,
И снова зима эту землю укроет,
Никто не услышит, никто не откроет.
А может стучаться сюда по-другому,
А может быть просто хозяев давно нету дома.

Дорога тебе не сулит возвращенья,
Тебе в возращении не будет прощенья.
А ты все не веришь, что мы позабыты
И ломишься в двери, хоть руки разбиты.
И ты безоружен, ты просто не нужен,
Тебе остается лишь вечер и зимняя стужа...

 

Я был солдатом твоего таланта, таланта раздавать минуты блаженства, но минуты оказались минутами, а я возомнил, что это вечность (с) Чайф

 

Деревенское детство
Для девочек в деревне я была не принцесса - не в ходу был этот чин среди тогдашних деревенских, а "мзетунахави" - не-виданная-солнцем-красавица из грузинских сказок.
Они робели и не смели приблизиться ближе чем на метр - я же была городская девица с длинными косами и белоснежной кожей.
А я в это в же время, наоборот, ненавидела свою белую кожу, которая на солнце немедленно обгорала до поросячьего визга, и которую унюхивал любой комар в радиусе трех километров - так, что все лето я ходила в кровавую крапинку и расчесывала себе болячки, а бабушка за это била по рукам и купала в настое череды.
Я, наоборот, завидовала несмываемому загару деревенских девочек.
Они собирали на плантациях чай - по жаре, в соломенных шляпах, и я увязывалась за ними, а они удивлялись - что тут интересного-то?
Ну как же неинтересно - насобираешь листочков, а потом их сваливают в павильоне кучей, и можно было зарыться в зеленую прохладную гору.
Запрещали, но пока никто не видит - можно.

Цицино была старше меня на год, но пониже ростом, с блестящими каштановыми волосами, зелеными узкими глазами и конопатая, как перепелиное яйцо.
Она мне казалась очень красивой, очень.
А она вздыхала, отмахивалась и просила научить ее говорить по-русски.
- Ну, что тебя научить? - спрашивала я, вырезая бумажную куклу.
Цицино фыркала в ладошку и думала, задрав глаза к потресканному потолку, засиженному мухами.
- Ме ахла моведи сахлши - как будет?
- Я сейчас пришла домой, - перевела я, старательно выговаривая слова.
- Иа... сычас... прышла...дамо, - медленно повторила Цицино и вглядывалась в куклу. - Ваимееее, как красиво! Ну как ты все умеешь?! дашь мне ее?
- А сейчас мы будем ей наряды шить, - польщенно ерзала я на стуле и рисовала для бумажной куклы купальник, шляпку, очки и чемоданчик.
Ничего этого Цицино в глаза никогда не видела.
Она жила с матерью и сестрой в доме своей старшей сводной сестры.
- А кто эта Пацакали*? Твоя бабушка, да? - спрашивала я, не в силах разобраться в родственных связях большой соседской семьи.
- Нет, - терялась Цицино, и переводила разговор в другую сторону.

Пришлось спрашивать у собственной бабушки.
- Вот тебе делать нечего, таскаться к ним каждый день, пусть лучше сюда приходят - эта Пацакали нарожала девок, а ее мужу надо было сына, хоть ты тресни, и привел при живой жене в дом вторую - полоумную Аише, и она ему сделала штуку, еще двоих девок родила, а он с горя возьми и помри, там сам черт не разберет, кто кому кем приходится, и если бы не муж Нателы, старшей дочки, приймаком что пришел, они бы там все передрались - работящий парень, всех по стойке смирно поставил, в люди вывел, хоть и жалко девчонок-то - никому не нужны, сироты при живой матери, с нее какой спрос - умом слаба, а он их с утра до ночи работать заставляет, не ходи ты к ним, не нравятся мне они - не ровня тебе, хотя девочки и хорошие, тихие, пусть к нам приходят, да куда ты побежала, коза, с нечесаными косами-то!!

Бабушкин монолог предстояло обдумать.
Я почти ничего не поняла, но было ясно, что Пацакали - старая ведьма, крошечная старуха в замотанной в лечаки* головой, шаставшая целыми днями по деревенской дороге в калошах на босу ногу, но она не очень обижает девочек - Цицино и Мзеви, а вот усатый насмешливый дядя Джефер - который оказался и не дядя, а вроде как муж моей сестры для меня, - вот он нехороший.
То-то Цицино замирала при его голосе и быстренько убегала домой.
Бедные Золушки - думала я перед сном, обливаясь слезами, и представляла сцены мести и избиения злобного усача, - у них даже папы нет, и некому их защитить, и дома у них своего нет, и кукол нет, и на море они никогда не были - а море, вот же оно! на цыпочки встанешь и его видно.

У них во в дворе росла огромная лавровишня - она была как дом, снаружи покрытый лакированной листвой, а внутри - толстенные шершавые ветви, и каждая была городом: вот эта - Батуми, эта - Кобулети, выше - Москва, Ленинград, Тбилиси.
Это была вся мировая география, и деревенская шпана облепляла изнутри лавровишню и объедала ее, хохоча чернеными ртами - смотреть страшно!
Джефер срубил наше дерево, потому что оно мешало построить новый просторный дом.
Я его ненавидела, но исподтишка, - не хотела портить жизнь бедным Золушкам.
Старшие о нем говорили обычно двойственное: и что работящий, и что бессовестный, потому что шляется по вдовам. Я не понимала, что такое вдова, и представляла себе что-то томительно-ужасное.

Много лет спустя, когда Джефер выкапывал на своем огороде огромный камень и сделал под ним яму, камень качнулся, упал и придавил его. Люди говорили - вот трудился как ненормальный, а не надо было, труд его и погубил.
Смерть была уже близка, и Джефер, хрипя, попросил всех подвинуться и показать дом напоследок.
Он успел выдать Золушек замуж, дал Цицино приданое, и она, уже мать троих детей, плакала, что Джефер был ей как отец.

Мы встретились тепло-тепло, обнялись, Цицино по-прежнему робела, но уже была не такая, как в детстве, Золушка, а просто - конопатая зеленоглазая женщина, и она мне сказала - помнишь бумажных кукол? Ими сейчас мои девочки играют.
И еще, - "иа...сычас..прышла...дамо". Помнишь?

__________________
* паца кали - адж. маленькая женщина.
* лечаки - марлевая повязка на голову аджарских женщин.

 

Решение

Решение

Мне голос был - он звал утешно,
и я сказал ему - "конечно".
Но по привычке русской, да,
Все ж не поехал никуда.
Махнув на бедствия рукой,
Лишь перелег на бок другой,
Покой (иль сон?) оберегая,
Лишил себя, быть может, рая.
Друзья, что в дальние дубравы,
Перебрались - вы, братцы, правы.
Но знаете - ведь прав и я.
(с чеченским акцентом)
Храни господь моя семья.

 

готовимся.. разучиваем репертуар )))

Мне тебя подарила подруга-тоска,
Чтобы я никогда больше с ней не рассталась.
Ты же солнце, но только всегда в облаках.
Ты же небо, но шелковой гладью на пяльцах.

Мне тебя подарила осенняя ночь,
Чтобы мне никогда больше с небом не спорить.
Ты же слёзы, что делают вид, будто дождь.
Ты же счастье, похожее очень на горе.

Тебя понять невозможно.
Тебя забыть нереально.
Тебя любить очень сложно,
Ведь ты такой ненормальный.

Мне тебя обещала давно тишина,
Потому, что мы с ней неплохо знакомы.
Ты же песня, что мне никогда не слышна,
Очень жаль, я бы пела и снова, и снова.

Мне тебя нагадала старуха-судьба,
Чем я ей угодила, смогла чем обидеть.
Мне осенняя ночь подарила тебя,
Чтобы мне никогда больше света не видеть.

М. Гончаров

 

Как весело сиял снежинками
Ваш — серый, мой — соболий мех,
Как по рождественскому рынку мы
Искали ленты ярче всех.

Как розовыми и несладкими
Я вафлями объелась — шесть!
Как всеми рыжими лошадками
Я умилялась в Вашу честь.

Как рыжие поддевки—парусом,
Божась, сбывали нам тряпье,
Как на чудных московских барышень
Дивилось глупое бабье.

Как в час, когда народ расходится,
Мы нехотя вошли в собор,
Как на старинной Богородице
Вы приостановили взор.

Как этот лик с очами хмурыми
Был благостен и изможден
В киоте с круглыми амурами
Елисаветинских времен.

Как руку Вы мою оставили,
Сказав: «О, я ее хочу!»
С какою бережностью вставили
В подсвечник — желтую свечу...

— О, светская, с кольцом опаловым
Рука! — О, вся моя напасть! —
Как я икону обещала Вам
Сегодня ночью же украсть!

Как в монастырскую гостиницу
— Гул колокольный и закат —
Блаженные, как имянинницы,
Мы грянули, как полк солдат.

Как я Вам — хорошеть до старости —
Клялась — и просыпала соль,
Как трижды мне — Вы были в ярости!
Червонный выходил король.

Как голову мою сжимали Вы,
Лаская каждый завиток,
Как Вашей брошечки эмалевой
Мне губы холодил цветок.

Как я по Вашим узким пальчикам
Водила сонною щекой,
Как Вы меня дразнили мальчиком,
Как я Вам нравилась такой...

М.Цветаева

 

Юрий Левитанский

ДИАЛОГ У НОВОГОДНЕЙ ЕЛКИ
— Что происходит на свете?— А просто зима.
— Просто зима, полагаете вы?— Полагаю.
Я ведь и сам, как умею, следы пролагаю
в ваши уснувшие ранней порою дома.

— Что же за всем этим будет?— А будет январь.
— Будет январь, вы считаете?— Да, я считаю.
Я ведь давно эту белую книгу читаю,
этот, с картинками вьюги, старинный букварь.

— Чем же все это окончится?— Будет апрель.
— Будет апрель, вы уверены?— Да, я уверен.
Я уже слышал, и слух этот мною проверен,
будто бы в роще сегодня звенела свирель.

— Что же из этого следует?— Следует жить,
шить сарафаны и легкие платья из ситца.
— Вы полагаете, все это будет носиться?
— Я полагаю,что все это следует шить.

— Следует шить, ибо сколько вьюге ни кружить,
недолговечны ее кабала и опала.
— Так разрешите же в честь новогоднего бала
руку на танец, сударыня, вам предложить!

— Месяц — серебряный шар со свечою внутри,
и карнавальные маски — по кругу, по кругу!
— Вальс начинается. Дайте ж, сударыня, руку,
и — раз-два-три,
раз-два-три,
раз-два-три,
раз-два-три!..

 

Быть знаменитым некрасиво.
Не это подымает ввысь.
Не надо заводить архива,
Над рукописями трястись.

Цель творчества — самоотдача,
А не шумиха, не успех.
Позорно, ничего не знача,
Быть притчей на устах у всех.

Но надо жить без самозванства,
Так жить, чтобы в конце концов
Привлечь к себе любовь пространства,
Услышать будущего зов.

И надо оставлять пробелы
В судьбе, а не среди бумаг,
Места и главы жизни целой
Отчеркивая на полях.

И окунаться в неизвестность,
И прятать в ней свои шаги,
Как прячется в тумане местность,
Когда в ней не видать ни зги.

Другие по живому следу
Пройдут твой путь за пядью пядь,
Но пораженья от победы
Ты сам не должен отличать.

И должен ни единой долькой
Не отступаться от лица,
Но быть живым, живым и только,
Живым и только до конца.

Б. Пастернак

 

"...Ведь посмотрите,как много вокруг злых мужчин и женщин, детей, старух, водителей, врачей. Людей на том конце провода. Как собаки,которых запинали. Почему они такие? По моему ощущению, из-за того,что этих людей никто не любит, а значит,никому они не нужны и -сами они никого не любят.Поэтому и становятся... бессмысленными. Злость ведь не беспричинна. Вот если говорить о смысле жизни, который, кстати, каждый назначает себе сам, то, на мой взгляд,тут всё очень просто: надо найти того,кого ты сможешь полюбить по-настоящему..." Рената Литвинова

добавлено через 1 минуту
Ты единственный из встреченных мною мужчин.
Я не знала, кто это были раньше и все вокруг -
кто они?
Чьи то мелкие покрупнее представителя...
Я кажется забываю как без тебя дышать,
Конечно это больно, но это сердце -
Бедное, влюбленное, дрожащее - оно тоже твое...

добавлено через 27 минут
..."ну и что.....пусть сгорю...., зато вспыхну......!!!...а то чадишь.., чадишь...."

Только не люби никого кроме меня, пожалуйста, иначе я умру. (Небо. Самолет. Девушка)

 

Коль обо мне ты с любовью подумал -
Подол приподняв, через Чжэнь перейду.
Если совсем обо мне ты не думал -
Нет ли другого на эту беду?
Самый ты глупый мальчишка из всех!

Коль обо мне ты с любовью подумал -
Подол приподняв, перейду через Вэй.
Если совсем обо мне ты не думал -
Нет ли другого для милой твоей?
Самый ты глупый мальчишка из всех!


(ПЕСНИ ЦАРСТВА ЧЖЭН)

 

Жила привычно-спокойно,
Над горем просто смеялась,
Но вот явился разбойник -
Обманчивый месяц август.
Дождем меня поливал он -
Да только не было толку,
И вот вонзил он коварно
Мне в сердце любви иголку.

Ну что поделать опять:
Опять учиться страдать,
Я так хотела понять -
За что мне это?
Кого любимым назвать -
Скорей бы имя узнать,
Хорош в молчанку играть,
Дурное лето!

В одно проклятое утро
На сердце треснула пропасть:
От птицы дикой и мудрой
Внезапно узнала новость,
Что впору мне удавиться,
Растечься душою в слякоть:
Мой граф надумал жениться,
А мне остается плакать!

Ну что поделать опять?
Я научилась не спать,
Минуты в часе считать
До редкой встречи.
Душа пылает огнем,
Все мысли только о нем,
Но слышу ночью и днем
Другие речи.

Был граф свободен и весел,
Но все невеста украла:
Теперь для графа не тесен
Мирок домашних скандалов;
Я тихо плачу от боли,
Кляня семейных вампиров:
Мой граф лишается воли,
Мой граф лишается мира.

Все так печально, мой граф,
Забудь о шелесте трав,
Загубит смелый твой нрав
Кольцо невесты.
Душа решает сама,
Свобода или тюрьма:
Ты выбрал свой каземат
И срок ареста.

Её оружие - ревность,
Больней хлыста ее слезы,
Хоть мягко стелет про верность,
Вопит не хуже стервозы.
Вы с ней всегда неразлучны,
Клянетесь в любви до смерти,
Но червем быть подкаблучным
Вам так не к лицу, поверьте!

Все так непросто, мой граф,
не знаю, будешь ли прав,
Огромный мир променяв
На плен без срока.
Со мной ты можешь не быть,
Меня ты можешь убить,
Но не пытайся забыть
Моих уроков…

 

Никакой осенней романтики.
Этот город наполнен лужами.
Листопады, скамейки, садики
Стали бледными и ненужными.
Отвернёшься, и станешь пьяною.
будешь жаться к Нему доверчиво.
Листья жёлтые и багряные
достоят в стакане до вечера.
И засохнут. Задавят улицы
непрерывностью разноцветною.
На дворцах титаны сутулятся -
бестолковые, незаметные...

Походи по проспектам измученным,
спрячь под зонтиком взгляд фанатика.
Куришь?
- Каждый третий - наученный!
Где же лирика? Где романтика?
Дом Ахматовой? - Не считается!
Весь ли век жить стихами и дамами?
И в метро здесь уже не читается -
телефоны крадут килограммами...

Рты разинутые, иностранные.
Фотосессия нескончаема.
Листья желтые и багряные
под ногами шуршат отчаянно.
Что-то личное растворяется.
Ты не первая, ты - вторичная.
Удивление не получается:
- Золотая осень?
- Обычная!..
Это Питер. Пора бы выспаться.
Отличать мечту от возможного.
В этом Городе надо двигаться,
а романтика - дело прошлого.

стихи - Анна Ежова

 

я видел сон
в твоих купался локонах
огненных
все, из чего
мои сомненья сотканы
тонко

какой чудесный день
моя струится лень
на грани просветления
сияет шамбала
и нежится душа
в нирване воскресения

о, как легко
мои воспоминания
выцвели
кто я такой
и почему сбиваются
мысли

какой чудесный день
моя струится лень
на грани просветления
сияет шамбала
и нежится душа
в нирване воскресения

какой чудесный день
моя струится лень
на грани просветления
сияет шамбала
и нежится душа
в нирване воскресения

какой чудесный день
моя струится лень
на грани просветления
сияет шамбала
и нежится душа
в нирване воскресения

 

MenBS,
почему-то мне не нравятся эти вирши .
а вот строчка

сразу вызывает из памяти мультик про мышонка с гитарой, и его песню "какой чудесный день, какой чудесный пень, какой чудесный я и песенка моя"

 

Ну меня это не удивляет - мы ж разные люди и вкус у нас разный.
Если припев выкинуть, то вполне ничего.
Влом было текст править, если честно.

ЗЫ: насчет той строчки - конечно вызывает эту ассоциацию
Это сс-но Шура и Лева Би-2 - возможно у них свои ассоциации

добавлено через 12 часов 30 минут
Когда из яви сочатся сны,
Когда меняется фаза луны,
Я выхожу из тени стены,
Весёлый и злой.
Когда зелёным глаза горят,
И зеркала источают яд,
Я десять улиц составлю в ряд,
Идя за тобой.

Твоя душа в моих руках
Замрёт, как мышь в кошачьих лапах,
Среди тумана не узнает меня,
А ты на годы и века
Забудешь вкус, и цвет, и запах
Того, что есть в переплетениях дня.

Ты спишь и видишь меня во сне:
Я для тебя лишь тень на стене.
Сколь неразумно тебе и мне
Не верить в силу дорог.
Когда я умер, ты был так рад:
Ты думал, я не вернусь назад,
Но я пробрался однажды в щель между строк,
И я взломал этот мир, как ржавый замок.
Я никогда не любил ворожить, но иначе не мог.

Когда я в камень скатаю шерсть,
Тогда в крови загустеет месть,
И ты получишь дурную весть
От ветра и птиц.
Но ты, хозяин воды и травы,
Ты не коснёшься моей головы,
А я взлечу в опереньи совы,
Не видя границ,

Тебя оставив вспоминать,
Как ты меня сжигал и вешал:
Дитя Анэма умирало, смеясь.
А я вернусь к тебе сказать:
Ты предо мной изрядно грешен,
Так искупи хотя бы малую часть.

Ты спишь и видишь меня во сне:
Я для тебя лишь тень на стене.
Я прячусь в воздухе и в луне,
Лечу, как тонкий листок.
И мне нисколько тебя не жаль:
В моей крови закипает сталь,
В моей душе скалят зубы страсть и порок,
А боль танцует стаей пёстрых сорок.
Я никогда не любил воскресать, но иначе не мог.

Когда останемся мы вдвоём,
В меня не верить - спасенье твоё,
Но на два голоса мы пропоём
Отходную тебе.
Узнай меня по сиянью глаз,
Ведь ты меня убивал не раз,
Но только время вновь сводит нас
В моей ворожбе.

Опавших листьев карнавал,
Улыбка шпаги так небрежна.
Дитя Анэма не прощает обид.
Ты в западню мою попал,
Твоя расплата неизбежна.
Ты знаешь это, значит, будешь убит.

Ты спишь и видишь меня во сне:
Я для тебя лишь тень на стене.
Настало время выйти вовне,
Так выходи на порог.
Убив меня много сотен раз,
От смерти ты не уйдёшь сейчас,
Но ты от злобы устал и от страха продрог,
И я тебе преподам твой последний урок.
Я никогда не любил убивать, но иначе не мог.

Я никогда не любил ворожить,
Я никогда не любил воскресать,
Я никогда не любил убивать,
Я никогда не любил,
Но иначе не мог...

(c) Майя Котовская

 

всё одинаково идет,
зима, весна и лето... осень
в одном окне из года в год
круги вода по луже носит
в конечном зеркале судьбы
есть бесконечное движенье
из года в год, из снега в дым
бежит вселенной отраженье.

 

Кукла в кармане

А в моем кармане кукла.
Не плэйер и не проездной билет,
Не смятый чек и не бумажник,
Не ключи от дома, которого нет.



А в моем кармане кукла.
Не телефон, и не пачка сигарет,
Не четки, и не записная книжка,
Не счет за воду, за газ и за свет.


А в моем кармане кукла.
Маленькая и смешная.
В синем бархатном платье,
И лента в волосах голубая.


А туфельки на ней золотые,
И соломенные волосы вьются,
И длинные такие ресницы,
А зеленые глаза смеются.


И несу я ее маленькой дочке
По длинной-длинной дороге с работы.
У меня так легко на сердце,
И звучат красивые ноты.


А вокруг взрываются бомбы,
И нервы у всех на грани.
А мне сегодня совсем не страшно -
У меня кукла в кармане.


Зоя Ященко и группа "Белая гвардия"

 

Саша Бес.

Горячим кофе лечу душевные муки
Лохматым пледом спасаю продрогшее тело
Живу в сети бесцельно, просто от скуки
Слоняюсь в вирте, курю и маюсь без дела

Зипую мысли в знакомые крепкие латы
Пишу комменты, сую беспардонные фразы
Плюю в экран, забредая в тупые чаты
Ломаю жизнь на бездарные дробные фазы

Сминаю пальцами жесткие кубики клавиш
Глотаю пыль, заедая безвкусным сыром
А в асе строчки: «Ведь ты меня не оставишь?
Давай сойдемся, и все возвратим как было?»

Включая плеер, стенаюсь в бешеном ритме
Теряя крышу, ору неизбитые песни
Вербую друзей, зарываясь в своем алгоритме
И вновь для себя понимаю – что мы не вместе

 

Надменный, как юноша, лирик
Вошел, не стучася, в мой дом
И просто заметил, что в мире
Я должен грустить лишь о нем.

С капризной ужимкой захлопнул
Открытую книгу мою,
Туфлей лакированной топнул,
Едва проронив: "не люблю".

Как смел он так пахнуть духами!
Так дерзко перстнями играть!
Как смел он засыпать цветами
Мой письменный стол и кровать!

Я из дому вышел со злостью,
Но он увязался за мной,
Стучит изумительной тростью
По звонким камням мостовой.

И стал я с тех пор сумасшедшим.
Не смею вернуться в свой дом
И все говорю о пришедшем
Бесстыдным его языком.

(c) Н.Гумилев

 

Вследствие развития экономического кризиса
Не только на периферии, но и в столице,
Количество дензнаков в карманах у граждан снизилось
И это отразилось на доходах милиции.

Милиционер ведь у нас главный частный предприниматель,
Он не ждет милостей от природы,
Не сидит на убогой государственной зарплате,
А извлекает средства непосредственно у народа.

И в ответ, для улучшения материального положения,
А так же кадрового состава милиции,
Руководством было принято решение
Разрешающее бить представителей власти по лицам.

И с появлением разнарядки
О возможности получения милиционерами сдачи
Доходы сотрудников в случае удачи
Могут увеличиться на порядки.

Лопнет, допустим, у гражданина терпение,
Особенно если он занимался карате или боксом,
И сразу он попадает под статью о сопротивлении при исполнении,
И до нескольких тысяч долларов возрастает цена вопроса.

Короче задумано очень толково
Появится конкурс на должности, качество жизни их очень повысится,
И вместо майоров Евсюковых
Будет у нас долгожданная профессиональная милиция.

И вы, граждане, не держите на милицию зла,
Принимайте участие в укреплении органов,
Не ленитесь, работайте, поднакопите бабла.
А как увидите милиционера, так сразу хрясь ему в морду.

Вс. Емелин

 

Моё солнце, и это тоже ведь не тупик - это новый круг.
Почву выбили из-под ног - так учись летать..
Журавля подстрелили, синичку выдернули из рук.
И саднит под ребром, и некому залатать..

Жизнь разъяли на кадры, каркас проржавленный обнажив -
Рассинхрон: всё помехами.. Сжаться, не восставать!..
Пока финка жгла между рёбер - ещё был жив,
А теперь - извлекли и вынужден остывать..

Моё солнце, Бог не садист, не его это гнев и гнёт -
Только обжиг.. Мы все тут мечемся, мельтешим,
А Он смотрит и выжидает, сидит и мнёт
Переносицу указательным и большим..

Срок приходит: нас вынимают на Божий свет, обдувают прах,
Обдают ледяным как небытием.. Кричи
И брыкайся - мой мальчик, это нормальный страх..
Это ты остываешь после Его печи.

Это кажется, что ты слаб: ты - клоп, беспомощный идиот,
Словно глупая камбала хлопаешь ртом во мгле..
Моё солнце, Москва гудит, караван идёт,
Происходит пятница на Земле.

Эта долбаная неделя накрыла, смяла, да вот и схлынула тяжело..
Полежи в мокрой гальке, тину отри со щёк..
Это кажется, что всё мёрзло и нежило,
Просто жизнь даже толком не началась ещё..

Это новый какой-то уровень, левел раунд: белым-бело..
Эй, а делать-то что? Слова собирать из льдин?
Мы истошно-живые!.. Слышишь? Смотри в табло,
На нём циферки:
Пять,
Четыре,
Три,
Два,
Один...

Вера Полозкова

добавлено через 2 минуты
Окна болят, если долго глядят на луну
И заражаются желтым бессмысленным светом
Значит и я на тебя, мон амур, не взгляну
Чтобы поутру опять не проснуться поэтом
Шторы задерну позлей, почернее штормов
Выключу сердце и выдерну грусть из розетки
Спрячусь за стенами старых и пыльных томов
Где на полях еще прежней болезни заметки
Буду слепа, как чугунный плафон фонаря
В час, когда боги рассветный фонарь зажигают
В небе под веками словно над миром паря
Буду смотреть, как любовное облако тает
Пусть этот дождь на другую прольется страну
Каждой хрустальной строкой подтверждая примету -
Если поэты подолгу глядят на луну
То заражаются желтым бессмысленным светом

Маша Протасова.

 

Прежде чем всё позабыть, оглянись назад -
Там, за порогом июля, в густой траве -
Кошка, которая помнит твои глаза,
Кошка, которая смотрит и смотрит вверх.
Там, наверху, два оранжевых мотылька
Бьются о стекла, царапают лунный диск.
Прежде, чем стать незнакомцем, подумай - как
Кошка такими глазами посмотрит вниз?

 

Роберт Рождественский.
Группа крови

Вновь нахлынул северный ветер.
Вновь весна заслонилась метелью...
Знаешь, понял я, что на свете
Мы не существуем отдельно!
Мы уже - продолжение друг друга.
Неотъемлемы. Нерасторжимы.
Это - трудно и вовсе не трудно.
Может, мы лишь поэтому живы...
Сколько раз - (я поверить не смею)
Не случайно и не на вынос
Боль твоя становилась моею,
Кровь моя - твоей становилась!..
Только чаще (гораздо чаще!),
Поднимаясь после падений,
Нёс к тебе я свои несчастья,
Неудачи нёс и потери.
Ты науку донорства знала,
Ты мне выговориться не мешала.
Кровью собственной наполняла.
Успокаивала. Утешала...
Плыл закат -то светлей, то багровей...
И с годами у нас с тобою
Стала общею -группа крови,
Одинаковой -группа боли.

добавлено через 55 минут
Свет истерзанно падает на подоконники в зале,
серые от нагромоздившейся на них пыли.
-скажите, если вы так меня хорошо знали,
то почему не любили?

Что примечательно, в жар и в стужу
ходят по небу белые корабли.
-скажите, если вы поняли мою душу,
то почему не спасли? (с) Дорис Грей

 

По дороге разочарований,
Снова очарованный пройду.
Разум полон светлых ожиданий,
Сердце чует новую беду.

А чего же вновь меня тревожит
Голос, что зовет из темноты:
"Путь ещё не пройден, век не прожит
Тою ли дорогой бродишь ты?"

То ли темнота глаза таращит,
То ли тишина скрывает крик:
"Где теперь искать тебя, пропащий,
Оглянешься, ты уже старик..."

По дороге смутных побуждений,
Там, где ветер яростен и свеж,
Долог путь моих перерождений
В дальний край несбывшихся надежд.

Сбросив гору с плеч, расправив плечи.
Гордо приказав себе: "Лети!"
Если я попался вам на встречу,
Значит вам со мной не по пути.

Слышу голоса, что вечно правы,
И пугаюсь этой правоты:
"Для того роса, чтоб лечь на траву,
Поутру с росой растаешь ты..."

Поутру, дорогой откровений,
Мимо родника девичьих слез,
Выйду возле кладбища сомнений,
На крутой отчаянья утёс.

На ветру с судьбой своей в ладу,
В зыбкий час назначенных свиданий,
Снова очарованный пойду
По дороге разочарований.
(с) Неприкасаемые. Хочется на концерт..