Порошок. Вечерело. Жёсткий полумрак начал теснить дневной свет. Тучи, проходящие по небу, закрывали уставшее солнце и создавалось впечатление, что мрак бьётся со светом в ожесточённомй схватке. Где свет находится в неравном положении и обязан умереть. Ведь это всего лишь вспышка долей секунд, озарившая и выхватившая из вечности мрака и пустоты что-то мерзкое и отвратительное, дрыгающееся и шевелящееся. Приближалась очаровательная пора темноты и вседозволенности. Тело пошевелилось. Мыщцы ещё до сих пор помнили физические нагрузки и тихо бунтовали, говоря, что нужно было бы снизить нагрузку, тяжеловато им приходится. Мозг ссорился с ними и радовался отдыху, который получил от физических занятий. Внутренности докладывали о том, что всё в норме. Потянулся. Сделал глубокий вздох. Выдох. Жизнь прекрасна! Молодой человек встал с жесткого ложа, которое только способствовало укреплению и тела, и духа. Всё источало молодость и уверенность. Сон был тем проводником в жизнь, который давал столько энергии для активных действий и маленьких ежедневных подвигов. Сон был полубожком. Он приводил к Богу на долгие и интересные беседы, являясь одновременно и интереным попутчиком и поводырём тёмных закоулков сознания. Но Морфей был оставлен в одиночестве и теперь молодой организм направлялся, прежде всего, в уборную комнату. "Нужда естественная" - так называлась та назойливость, которая терзала молодое тело. После - умывание и душ. Завтрак. Ну, это конечно с утра завтрак, но так как герой только встал, то это был поздний, сильно поздний завтрак. Похожий скорее на ужин. Желудок тихо бурчал. "Пища, ты где?" - можно было расслышать, если как следует напрячь слух. "Я очень соскучился, заходи - повеселимся!". Ну, вот и готов "завтрак". Подкрепившись, человек молодой размялся и прищурил глаз. Солнце из последних сил старалось. Горизонт, разрезанный красно-алым светом, был похож на последний взмах отчаяния клинком нобожителя "Солнца". Однако этот выпад был успешно парирован и светлый диск был растерзан в клочья пустой чернотой. Пора было собираться. Одёвка была не то чтобы по последнему писку моды, но всё таки создавалось впечатление, что владелец знал толк в одежде и обладал отличным вкусом. Стройная фигура приятно подчёркивалась и дополнялась одеянием, но никак не портилась. Глянув в зеркало, лицо улыбнулось широкой, игривой и притягательно-обаятельной улыбкой, моргнуло глазом и пошевелило носом. Мимика была как всегда на высоте. Естественно это не было даром свыше, а всего лишь результат долгих и упорных тренировок, от которых даже зеркало устало. Было бы у него поболее сил и воли... оно бы треснуло, пустив тонкую паутинку трещинок по всей поверхности и ненароком, маленьким осколочком, поцарапало бы это гладко выбритое лицо. Хлопнула дверь. Ключ заворчал. Со стены посыпался белый порошок. Побелка. Попала в нос, заставив громко чихнуть обладателя ключа. "Брррр" - молодец недовольно поморщился. Коль был бы он наркоманом - другое дело, нюхательный аппарат даже не заметил столь незначительного происшествия, лишь рецепторы послали бы мозгу импульс, что это не тот порошочек, а жаль. Но он не был наркоманом и побелка была неприятным раздражающим фактором. Путь был известен. Ноги весело шагали. Тем более это опять было приятной для организма тренировкой, в основном конечно ног. Транспорт портит фигуру и желание что-либо делать, да и вообще стремление к активным действиям. Нет, он был не такой. Хотя обычному человеку это может показаться чудаковатостью. Мягко, наверное, это сказано. Пару-тройку километров - это ещё куда ни шло, но вот десяток километров. Спорить не буду. Может уже это и помешанность. На чём? Очаровательно-тёмное небо изрезАлось сверкающими звёздами разноцветных лампочек города. Настоящие звёзды небы были не так красивы и разноцветны. Они тускло и блекло суетились на небесном своде, пытясь соперничать с искусственными светилами, яркость каждого из которых раз в десять была мощнее этих "звездулек" на небе. Человек! Человек - творец! Природа давно на обочине колеи, по которой человек несётся с бешеной скоростью. И куда там уж угнаться природе за человеком своим черепашьим шагом и умом. Гладкая поверхность начищенных ботинок переливалась разноцветной радугой освещения, при этом сохраняя мужественность и стойкость черноты, не поддаваясь на эту бездарную игру света. Свет обманчив. То такую тень покажет, то из блохи слона сделает, то из кролика - крокодила, а чернота же может хранить секреты и не поясничать, не вводит в заблуждение, забрызгивая разум всяким мусором видений. Мимо проезжали машины с интересными и не очень лицами, красивыми и важными, бестолковыми и страшными. Проезжал и городской транспорт, унося вдаль кислые и недовольные, уставшие и аппатичные лица. Рабочий день был закончен, однако люди не имеют привычки идти домой и сидеть в одиночестве, они любят бродить прогуливаясь, шататься по гостям ,употребляя тортики и наслаждаясь спиртным. Поэтому на улицах в столь поздноватый час было оживлённо. Из окон раздавалась музыка, где тихо, где громко. Слух резало от различия ритмов и направлений. То заунывно-тянущиеся мелодии, то такая трескотня, что даже спящий затанцевал бы. Он приближался к цели путешествия. Виднелась красиво вымощенная дорожка, уводящая в малюсенький парк, коим было окружено здание - конечный пункт. Дверь. Замер. Створки бесшумно разверзлись, ветерок из глубин заведения ударил в лицо, приглашая своими запахами и звуками проходить. Всё и вся было восторженно, ярко и празднично одето. Кричащие краски щипали глаза. Мыло. Мыло. Мыло. Едкое мыло было вокруг, однако этого никто не замечал или не хотел замечать. Разъеданием глаз кроме мыла никто не любит заниматься. Так упорно и въедливо. Хочешь помыться, не бойся, что глазки будет щипать. Чистеньким любишь быть, так будь. В первой "комнатушке" была раздевалка. Хотя до комнатушки этому холлу, как луже до моря. Всё официозно и презентабельно, помпезно и кислотно. Как эта помпезность сочеталась с кислотностью никто не мог понять. Но она сочеталась, да ещё как! Наверное, оформителя когда-то поставили в тёмный сырой угол и он, простояв там сутки, навсегда решил избавить мир от сырости и темноты. Однако одежда не была столь тёплой, чтобы раздеваться. Хоть была уже осень, но она была такой тёплой. Днём не жарко. Солнце светит. Вечером прохладный ветерок остужает горячие тела и ещё более горячие сердца, не давая сгореть заживо молодости, которая так и обжигает своей непоседливостью и пылающим безумием.
Дверь в следующее помещение приоткрылась под натиском выходящих разгорячённых лиц. То были молодые девчата, пьяная голова которых была вскружена очередным повествованием бравого молодчика о своих выдающихся качества и способностях, вызубренным до такой степени, что если бы его спросили ночью, то он не запинаясь ответил сколько в его рассказе запятых и точек. Они были ему незнакомы. Да и шутка ли. Этот клуб был самым хорошим во всём городе. И если людям хотелось не просто посидеть в какой-нибудь забегаловке, коими было большинство остальных клубов, то они шли именно сюда. При всём этом цены здесь достуными, если не сказать смешными. И уж точно каждый мог себе позволить хоть раз в месяц отдохнуть в этом уютном заведении. Несколько десятков шагов и он уже отворял дверь твёрдой и уверенной рукой. Глаза прищурились настолько, что даже самый отважный китаец не захотел бы участвовать в соревновании у кого глаза Уже. Мерцание. Ну, как это ещё назвать. Вокруг всё мигало и мерцало. Не зная устройства этих осветительных приборов, парень понимал, что нужно поставить памятник изобретателю этого чуда. Суть была проста. Все лампочки мигали, но мигали они очень быстро и одновременно, белым светом, не ярким, чуть тусклым. Однако вечатление создавалось, что Вы участвуете в съёмках какого-то фильма. Фантастического и нереального. А нереальность в том, что просматривается это кино одновременно всеми участниками сразу, по кадрам. Вспышка - чья-то рука потянулась к стакану за водой. Темнота. Вспышка - рука взяла стакан. Вот он уже у рта. Глоток. Ещё глоток. Обратно, на стол. Куски. Меняется восприятие, чувство времени. Куски, куски, отрывки, действия по кадрам. Само существование начинает подчиняться другим законам. "Однако, нужно сначало попить чего-нибудь" - подумал молодой человек, - "после столь бодрой прогулки". Знакомые лица выхватывали глаза повсюду, уже почти привыкнув к ритму света. Он подошёл к барной стойке. Нет, конечно, можно было присесть за столик, коих много было, даже некоторые были не заняты. Но внутри уже клокотало. Времени было не так много. С каждым разом всё тяжелее и тяжелее становилось. Отдал деньги. Стал жадно пить. Что ж, жажда утолена. Пора и заняться тем, ради чего сюда собственно он явился. Танцевавшие не особо его интересовали, тем более среди них было полно знакомых лиц. Приятных и не очень. Более интересны были сидящие, если можно так сказать - "дамы". Проще - девчёнки. Незакомых девушек было пруд пруди. Его не интересовали расфуфренные и намазанные крали. Ему нужна была порпроще, но это не означало, что поглупее. Те намазанные тётки охотились только за деньгами, а в голове, кроме глянцевых журналов и побрякушек, у них ничего не было. Он же был не так богат, чтобы проматывать состояния на этих синтетических кукол. К тому же не зря ведь он читал толстопузые произведения Толстого и Достоевского в оригинале, Гоголя и других классиков. Но вот стихи были не его стихией, к сожаленью, а так бы можно было пару строк зарядить размечтавшейся барышне. Она должна ценить его внутренний мир и сходить с ума от его начитанности. Потому, что это было всё, чем он распологал. Тем более, читать всю эту классическую нудоту было столь скушно, что даже голова начинала болеть. Но младый вундеркинд не сдался и всё же прочитал пару-тройку книг. Он считал себя героем и не зря. Около стен, как обычно, стояли небольшие кучки молоденьких девчат. Они о чём-то шептались. О чём? Он мог бы, конечно, сказать, что не знает о чём, но он знал. Они шептались о молодых людях. Разбирали каждого, кто попадался им на глаза, выискивали внешние недостатки и начинали строить логические цепочки, в которых парень постепенно превращался в урода или ужасного дебила, с которым не стоит даже разговаривать. Но в душе каждая желала, чтобы хоть очкарик подошёл. Он выбрал эту девушку давно. Заприметил её ещё при входе на танцпол. Конечно, в последнее время он стал не таким разборчивым, но его порадовала она. Её стройная фигура сочеталась с высоким ростом. Прекрасные тёмные волосы до плеч. Роскошные ноги. Чарующие черты лица, восторгали искренностью, добродушием, добротой. Уверенной, неторопливой походкой он подошёл к ней. Он не заговорил с ней, нет. Он взял её за руку и вытянул из этой серой толпы мышек, которые замерли и перестали злорадно хихикать. Сильно потянув на себя, обхватил её талию и увлёк в танец. Девушка не сопротивлялась, она была как будто загипнотизирована, в глазах был лёгкий шок. Тело её послушно двигалось под быстрый ритм музыки, постепенно танец перешёл из быстрого в медленный. Она тонула в упоительных тёмносерокарих глазах этого странного и удивительного незнакомца. Он заставлял двигаться её, словно управлял марионеткой искусный кукольник, стаж которого начал свой отсчёт с рождения. Тело безвольно слушалось. В глазах этого молодца читалась такая уверенность, что ей казалось, будто он знает наперед всё то, что произойдёт в ближайшие лет пять. Парень был немного выше девушки, но ровно настолько, чтобы можно было их назвать их идеальной парой. Губы коснулись её шеи. Внутри девушки зажёгся огонь. Она подумала, что даже наверное вся городская пожарная служба не смогла бы погасить это пламя, буквально пожирающее её изнутри, испепеляя последние остатки мышления. Время покинуло её, оставив в пространстве вечности наедине со странным незнакомцем. Вдруг к ней вернулись все ощущения. Он немного сильно прикусил её ушко, несколько сильнее, чем нужно было, это вывело её из блаженного состояния. Оказывается, они кружились в медленном танце под быстрый ритм музыки в этой шумной толпе, в которой каждому наплевать на всех остальных, лишь на себя им не наплевать, вся эта масса была в упоительно-восторженном состоянии от своей собственной неземной красоты и ума. Всем окружающим было на них наплевать. Его прикосновения и ласки снова унесли её на вершину горы. Прекрасная гора возвышалась над равниной, ровно на столько, чтобы сидящий на вершине этой горы мог наблюдать безумной красоты восходы и закаты. Здесь ветер приносил лишь сладкий запах цветов, дурманящих мозг и заставляющий фантазию раскрыть все свои потаёные уголки и показать сны наяву, провести по всем прекрасным местам и показать невыносимой красоты картины. С одной стороны горы - настоящие джунгли с рекой, вода в которой прозрачности высокогорного прохладного ручья. Трава, покрывающая гору, нежно ласкала обнажённые руки и ноги, щекотала живот и спину, она была приятна и нежна, как дуновение лёгкого ветерка, играющего утренней росой. С другой стороны горы возвышались редкой красоты деревья, служащие домом и кормушкой для птиц, пташек. Чьё разноголосое пение наполняло прозрачный воздух, сливаясь в единую прекрасную музыкальную композицию, в которой нет ни повторов, ни ошибок, ни неверных нот. Его тело дрожало. Пока только мелкой дрожью. Он знал, что скоро его состояние будет невыносимым. Он торопился. Дрожь всё усиливалась. Молодой человек сильно сжал руку своей избранницы и потащил к выходу. Она молча следовала за ним. Даже не вскрикнув от боли. Быстрым шагом они удалялись от заведения. Она молча повиновалась, не спрашивала ни о чём, семенила ногами, еле поспевая за своим спутником. В её голове даже не промелькнула мысль о том, чтобы заговорить с незнакомцем. Они шли быстро. Переходили дороги. Рядом проезжали машины. Он молчал. Она молчала. Ноги несли вперёд. Разноцветные огоньки красивых рекламных вывесок пестрили в глазах. Вот сигареты. Вот пиво. А это что? Телефон. Какой красивый. Наверное много функций. Некоторое время они виляли меж домов, путляя в маленьких уютных двориках, где по обыкновению слышались голоса пьяной молодёжи. Где сидели бабуськи, вспоминая свое молодое советское прошлое. Где в тёмных подъездах таращили глаза маньяки. Где было тихо, уютно и пустынно, безмолвно, пугающе притягательно темно и тихо. Всё дальше и дальше уводил он её от дороги со светом бешеных машин, за рулём которых - безумые водители. Они подошли к его дому. Неказистый такой дом. Ничем не примечательный. Немного убогий за давностью лет, но столь же прекрасный, как и все строения, построенные и простоявшие хотя бы лет сорок. Чистый подъезд. "Как странно", - подумала она, - "даже на стенах надписей нет, художников, чьи руки приспособлены изящно вырисовывать пахабные слова". А вот и дверь. Спутника уже заметно колотило. Но он до сей поры не отпускал руку девушки. Однако, ключ лежал далековато, пришлось молодому человеку, отпустив руку незнакомки, изрядно покапаться в карманах обеими руками. Он напрочь забыл в какой именно он засунул этот злосчастный ключ. Замок скрипнул. Дверь распахнулась. Посыпалась побелка. Хм. Опять эта пыль. Порошок. Чихнули оба. Она зашла первой, следом парень. Дверь закрылась. Глаза привыкали к темноте. Его губы коснулись шеи. Руки ласкали тело. Спальня. Молодой человек снял верхнее одеяние. Прекрасный торс даже в темноте говорил о неустанных тренировках. Красивое молодое тело. Освобождая от пут странных тряпок, под названием одежка, он ласкал девичье тело губами, носом, языком. Девушка не сопротивлялась. Считала мыщцы на его упругом животе. Вдруг она сказала:"Нет, хватит". Он замер, застыл. Понял. Гримасса боли исказила прекрасное лицо. Было уже поздно. Он упал на пол. Глаза его смотрели на прекрасное стройное молодое тело девушки. Его сил не хватило бы даже на то, чтобы подняться. Крик. Боль. Судороги. Конвульсии. Она смотрела и улыбалась. Его могла спасти только доза. Доза. Одна. И больше ничего не надо. Доза секса. Плоть. Плотская утеха, наслаждение. Тело молодца дёргалось, извивалось. Она сидела, улыбалась. Прекрасное лицо светилось счастьем.
Прекрасное начало конца бесконечной протяжённости идеального противопоставления умения ускользать в проблему счастья бесчествующего в сущности твердыни наболевшего притяжения начального искажения прекрасного и вечного остережения природной раздвоенности, направленной на искажение приобретённого понимания приходящего осознания естества влечения к привлечению сопутствующих увеличений исчезающего самосознания. Признание опустошения, овладевающего пристрастием к горькой отстранённости извечного направления поступления противоречия переоценённого овладевания прекрасным настроением всесущей заключённости внутри внешнего. Мозг остыл. Более это существо не волновали земные прелести жизни. Застыло прекрасное молодое тело. Остыло. Уснуло. Глаза закрыты. Она сплюнула. С радостью. С горечью. С улыбкой и досадой. Она знала, что её ждёт впереди. Не только её. Целью была доза. Доза. Доза.