Сто тысяч любимых строк. Часть 4

ЗАЯЦ-БАРАБАНЩИК

За уши зайца
Несут к барабану.
Заяц ворчит:
— Барабанить не стану!
Нет настроения.
Нет обстановки.
Нет подготовки.
Не вижу морковки.

В.Д.Берестов

 

Мы живем, под собою не чуя страны,
Наши речи за десять шагов не слышны,
А где хватит на полразговорца,
Там припомнят кремлёвского горца.
Его толстые пальцы, как черви, жирны,
А слова, как пудовые гири, верны,
Тараканьи смеются усища,
И сияют его голенища.

А вокруг него сброд тонкошеих вождей,
Он играет услугами полулюдей.
Кто свистит, кто мяучит, кто хнычет,
Он один лишь бабачит и тычет,
Как подкову, кует за указом указ:

Кому в пах, кому в лоб, кому в бровь, кому в глаз.
Что ни казнь у него - то малина
И широкая грудь осетина.

О.Э.Мандельштам

 

Пожалуйста, заботься обо мне!
Я вырвалась из замкнутого круга,
В тебе найдя любовника, и друга,
И принца на серебряном коне…
Я вырвалась из круга «я-сама».
Я самоутвердилась. Я устала.
Возьми меня на ручки с пьедестала
Гордыни, честолюбия, ума…
Я самоотвердела. Я тверда.
На мне не остается ран от терний.
А я хочу быть мягкой, и вечерней
(Я женщина. Я самка. Я – вода).
Я слабая. Я баба. Мне слабо:
Коня, и шпалы веером, и в избу,
И если в доме мышь – то будет визгу,
И я не претендую на любовь –
Я слабости минуточку хочу.
Я девочка. Я жалуюсь. Я плачу.
Лежу в постели, свернута в калачик –
И таять, как Снегурочка, учусь.
Я сдам свои права, с таким трудом
Добытые. Ты прав и ты по праву
На всех моих врагов найдешь управу
И всех моих друзей запустишь в дом.
Ты добрый. Ты высокий. Ты – плечо.
Ты два плеча, и твой спокойный запах
(Уткнуться и не думать ни о чем,
Уснуть в твоих больших мохнатых лапах…)
Ты сильный, но о каменной стене
Молчу – наелась. Хватит. Не желаю.
Любить не обязую. Умоляю:
Пожалуйста, заботься обо мне.

Мария Дубиковская

 

И жить не хочется как прежде ,
И перемен не требуют сердца
Рассыпались как тлен надежды
И мы не верим в чудеса

Щемит в душе осколок были
Чужими стали нынешние дни ,
Но что теперь разыщешь в прошлой пыли ?
Да и в сегодняшней не суждено найти...

 

Самуил Маршак

В. Шекспир. "Все страсти, все любви мои возьми..."



Все страсти, все любви мои возьми -
От этого приобретешь ты мало.
Все, что любовью названо людьми,
И без того тебе принадлежало.

Тебе, мой друг, не ставлю я в вину,
Что ты владеешь тем, чем я владею.
Нет, я в одном тебя лишь упрекну,
Что пренебрег любовью ты моею.

Ты нищего лишил его сумы.
Но я простил пленительного вора.
Любви обиды переносим мы
Трудней, чем яд открытого раздора.

О ты, чье зло мне кажется добром,
Убей меня, по мне не будь врагом!

Перевод сонета В. Шекспира

 

Тревожусь... ленюсь временами -
весна, да и только!
Растянуто время пружиной, до легкого звона.

Ты - ближе, чем небо.
Ты - ярче, чем солнце.
Ты столько
теперь уже значишь, что вслух говорить - нет резона.

Я где-то по краешку, робко по кромочке... скользко...
Восторги в глазах, потаенное счастье под сердцем.
Я буду молчать, если в этом какая-то польза,
я буду смотреть... если можно в глаза наглядеться.
Пойми теперь, кто из нас первый поверил в удачу,
когда слово "мы" перестало дробиться на части...

Ты знаешь, я плачу сейчас.
Беззастенчиво плачу,
и это не может быть болью, а только - от счастья,
и каждая капелька полнится солнечным светом,
и робкая дрожь пробегает по кончикам пальцев...

Все - правда.
Все - будет, я просто уверена в этом.
Весна, да и только!
Не стоит в деталях копаться...

 

как заявляет госагентство по управлению зоной отчуждения - дома в припяти планируют взорвать и сравнять с землёй, чтобы прекратить паломничество сталкеров в радиационную зону

 

На самом деле мне нравилась только ты,
мой идеал и мое мерило.
Во всех моих женщинах были твои черты,
и это с ними меня мирило.
Пока ты там, покорна своим страстям,
летаешь между Орсе и Прадо, -
я, можно сказать, собрал тебя по частям.
Звучит ужасно, но это правда.
Одна курноса, другая с родинкой на спине,
третья умеет все принимать как данность.
Одна не чает души в себе, другая - во мне
(вместе больше не попадалось).
Одна, как ты, со лба отдувает прядь,
другая вечно ключи теряет,
а что я ни разу не мог в одно все это собрать -
так Бог ошибок не повторяет.
И даже твоя душа, до которой ты допустила меня раза три
через все препоны, -
осталась тут, воплотившись во все живые цветы
и все неисправные телефоны.
А ты боялась, что я тут буду скучать,
подачки сам себе предлагая.
А ливни, а цены, а эти шахиды, а роспечать?
Бог с тобой, ты со мной, моя дорогая.

 

- Где же ты, - говорит, - шляешься?
А я что, я так, по мелочам, мы за хлебом в «Седьмой Континент», в Строгино катались, милое дело...
- Мы, - говорит, - когда в последний раз виделись?
- Ну, - говорю, - неделю назад... А что?
- Ы-ы-ы-ы-ы-ы! Бу-у-у-у-у! - смеется и как бы всхлипывает. - В августе мы виделись! В августе. Я вот думала, почему ты не звонишь? Вот, напилась для храбрости, сама звоню...
И я холодею.
Потому что - да, действительно в августе. А по внутренним моим ощущениям - неделю назад. Тоже мне, разлука. Можно еще несколько таких же «недель» не видеться. И - ничего. Потому что люди, которых я люблю, - они каким-то образом живут во мне, и мне хорошо с ними. И мне по дурости представляется, что и я в них тоже как-то живу, ползаю нежной чужеродной штуковинкой по артериям, отравляю кровь, скапливаюсь на стенках сосудов. Всем, как мне кажется, от таких простых и понятных процессов хорошо.
Но.
В море есть остров, на острове - гора, на горе - дуб, на дубу сидит свинья, в свинячьих потрохах - утка, в утке - яйцо, в яйце - микроб, у микроба под язычком - шкатулка, а в шкатулке - САМОЕ ДЕЛО.
Так вот, на САМОМ ДЕЛЕ все не так, конечно.
На самом деле я тварь негодная (такими словами ругал свои видения на закате всякого запоя Витька Сальников, бывший таможенник и коллекционер антиквариата, старинный мой дружок - жив ли сейчас? - неведомо, и пес с ним).
На самом деле у меня короткая память и каменное сердце, тяжелый взгляд и легкие ноги кошки-хромоножки, которая гуляла сама по себе, а в героини сказки Киплинга записала дуру-кузину, когда пришло время - выкрутилась как-то, словом.
Меня, в общем, не надо бы любить. Дурное это дело. В качестве объекта любви я существо сомнительное, ненадежное и малопривлекательное. Было бы из-за чего рвать сердце в клочья, а **** на фашистский крест. «Ы-ы-ы-ы-ы, бу-у-у-у-у-у!»
Но вот, любят меня зачем-то чужие, в сущности, но прекрасные люди. Сижу, штопаю теперь свое сердце (не перепутать бы с чужой жопой).
И горло перехватывает от нежности, как в детстве от говяжьей печенки, которую я ненавижу. Потому что кровь - она не для того, чтобы ее в жареном виде жрать. Ее пить надо. Свежую. И только из любимых.

 

Южный полюс в снегах.
Южный полюс закрыт.
На торосах растут
ледяные цветы.
Опоздавших не ждут.
им без нас хорошо.
Кто из нас станет первым
кто сможет сказать
"извини, я остыл"?

Южный бег как мишень
в океане без дна.
Южный ветер плюет
солью на паруса.
Южный знает кто враг.
южный не предает.
Южный намертво впаян в твои
поднебесного цвета глаза.

Южный полюс молчит.
мерно катит слюна
по гортани туда,
где рождается звук.
Никаких новостей.
Нас берут на испуг.
Нас измором берут,
никаких новостей,
бьет под дых тишина.

Южный полюс закрыт
от зимы до зимы.
Безрассудочен пыл
пилигримов-юнцов.
Не дождутся весны
и рискнут на авось,
и вернутся домой,
поседев до корней,
в платьях для мертвецов.

Южный полюс уснул
снами холостяка.
я все ночи к тебе
прижимаюсь щекой.
Южный нас не пустил.
Не целован никем.
Южный шанс упустил,
и ему никогда
не обняться с тобой.

Держи меня за руку долго, пожалуйста
крепко держи меня, я не пожалуюсь.
сердце в плену не способно на шалости.
Я путь свой сама устелила пожарами,
ядом, отчаяньем, страхами, ранами,
кровью без крови, ожогами шалыми.
Не отпускай мою руку, держи.
D.A.

 

Николай Заболоцкий

Утро

Петух запевает, светает, пора!
В лесу под ногами гора серебра.

Там черных деревьев стоят батальоны,
Там елки как пики, как выстрелы - клены,
Их корни как шкворни, сучки как стропила.
Их ветры ласкают, им светят светила.
Там дятлы, качаясь на дубе сыром,
С утра вырубают своим топором
Угрюмые ноты из книги дубрав,
Короткие головы в плечи вобрав.

Рожденный пустыней,
Колеблется звук,
Колеблется синий
На нитке паук.
Колеблется воздух,
Прозрачен и чист,
В сияющих звездах
Колеблется лист.

И птицы, одетые в светлые шлемы,
Сидят на воротах забытой поэмы,
И девочка в речке играет нагая
И смотрит на небо, смеясь и мигая.

Петух запевает, светает, пора!
В лесу под ногами гора серебра!

 

Константин Симонов.

Жди меня

Жди меня, и я вернусь.
Только очень жди,
Жди, когда наводят грусть
Желтые дожди,
Жди, когда снега метут,
Жди, когда жара,
Жди, когда других не ждут,
Позабыв вчера.
Жди, когда из дальних мест
Писем не придет,
Жди, когда уж надоест
Всем, кто вместе ждет.

Жди меня, и я вернусь,
Не желай добра
Всем, кто знает наизусть,
Что забыть пора.
Пусть поверят сын и мать
В то, что нет меня,
Пусть друзья устанут ждать,
Сядут у огня,
Выпьют горькое вино
На помин души...
Жди. И с ними заодно
Выпить не спеши.

Жди меня, и я вернусь,
Всем смертям назло.
Кто не ждал меня, тот пусть
Скажет: - Повезло.
Не понять, не ждавшим им,
Как среди огня
Ожиданием своим
Ты спасла меня.
Как я выжил, будем знать
Только мы с тобой,-
Просто ты умела ждать,
Как никто другой.

 

Константин Симонов.

Ты помнишь, Алеша...

Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины,
Как шли бесконечные, злые дожди,
Как кринки несли нам усталые женщины,
Прижав, как детей, от дождя их к груди,

Как слезы они вытирали украдкою,
Как вслед нам шептали:- Господь вас спаси!-
И снова себя называли солдатками,
Как встарь повелось на великой Руси.

Слезами измеренный чаще, чем верстами,
Шел тракт, на пригорках скрываясь из глаз:
Деревни, деревни, деревни с погостами,
Как будто на них вся Россия сошлась,

Как будто за каждою русской околицей,
Крестом своих рук ограждая живых,
Всем миром сойдясь, наши прадеды молятся
За в бога не верящих внуков своих.

Ты знаешь, наверное, все-таки Родина -
Не дом городской, где я празднично жил,
А эти проселки, что дедами пройдены,
С простыми крестами их русских могил.

Не знаю, как ты, а меня с деревенскою
Дорожной тоской от села до села,
Со вдовьей слезою и с песнею женскою
Впервые война на проселках свела.

Ты помнишь, Алеша: изба под Борисовом,
По мертвому плачущий девичий крик,
Седая старуха в салопчике плисовом,
Весь в белом, как на смерть одетый, старик.

Ну что им сказать, чем утешить могли мы их?
Но, горе поняв своим бабьим чутьем,
Ты помнишь, старуха сказала:- Родимые,
Покуда идите, мы вас подождем.

"Мы вас подождем!"- говорили нам пажити.
"Мы вас подождем!"- говорили леса.
Ты знаешь, Алеша, ночами мне кажется,
Что следом за мной их идут голоса.

По русским обычаям, только пожарища
На русской земле раскидав позади,
На наших глазах умирали товарищи,
По-русски рубаху рванув на груди.

Нас пули с тобою пока еще милуют.
Но, трижды поверив, что жизнь уже вся,
Я все-таки горд был за самую милую,
За горькую землю, где я родился,

За то, что на ней умереть мне завещано,
Что русская мать нас на свет родила,
Что, в бой провожая нас, русская женщина
По-русски три раза меня обняла.

---------- Сообщение добавлено 10.10.2012 11:33 ----------

К. Симонов

Мы не увидимся с тобой

Мы не увидимся с тобой,
А женщина еще не знала;
Бродя по городу со мной,
Тебя живого вспоминала.

Но чем ей горе облегчить,
Когда солдатскою судьбою
Я сам назавтра, может быть,
Сравняюсь где-нибудь с тобою?

И будет женщине другой —
Все повторяется сначала —
Вернувшийся товарищ мой,
Как я, весь вечер лгать устало.

Печальна участь нас, друзей,
Мы все поймем и не осудим
И все-таки о мертвом ей
Напоминать некстати будем..

Ее спасем не мы, а тот,
Кто руки на плечи положит,
Не зная мертвого, придет
И позабыть его поможет.

---------- Сообщение добавлено 10.10.2012 11:35 ----------

Константин Симонов.

Я не могу писать тебе стихов

Я не могу писать тебе стихов
Ни той, что ты была, ни той, что стала.
И, очевидно, этих горьких слов
Обоим нам давно уж не хватало.

За всё добро-спасибо! Не считал
По мелочам, покуда были вместе,
Ни сколько взял его, ни сколько дал,
Хоть вряд ли задолжал тебе по чести.

А всё то зло, что на меня, как груз,
Навалено твоей рукою было,
Оно моё! Я сам с ним разберусь,
Мне жизнь недаром шкуру им дубила.

Упрёки поздно на ветер бросать,
Не бойся разговоров до рассвета.
Я просто разлюбил тебя. И это
Мне не даёт тебе стихов писать.

 

Ксения Никитина

Знаете, что страшно - на самом деле?
Это когда забываешь про все:
Время, работу, и дни недели,
Когда путаем тех, кого прежде путать - не смели.
Когда внутри - только гулкая пустота -
Скоро осень, и все ясени - уже облетели.

Это когда все дороги - лед, и все струны - обледенели
Когда руки дрожат еще до того, как мы руку пожать успели,
Это когда стали - совсем не теми, кем в детстве так стать хотели.
Когда ни намека на оттепель, - и одни метели.
Когда внутрь тебя смотрят те, кто и видеть то не умели,
Когда дверь уже не жалостливо скрипит, -
А со всем грохотом рухает, срывая собой петели.

Когда замолкают те, кто всегда и повсюду пели,
Когда не к кому обратиться, если слово поддержки нужно - на самом деле.
Когда задаешься вопросом - как земля носит тех,
Кто не ценит тепло постели, не умеет просить прощения,
Не считается - ни с чьим мненьем?
Кому чужды порывы, сомненья, незнакомы ничьи стремленья,
Кто не ценит ни жизнь, ни время, кто вообще - ни во что ни верит?

Как земля носит тех, кто от легких до пяток - заледенели?
Знаете, что страшно - на самом деле?
Это когда забываешь про все:
Время, работу, и дни недели,
Когда путаем тех, кого прежде путать - не смели,
Когда внутри - только гулкая пустота -
Скоро осень, и все ясени - уже облетели.
-
Знаете, что страшно на самом деле?
Это - вообще ни во что, абсолютно совсем, -
Не верить.

 

А. Блок

Ночь, улица, фонарь, аптека,
Бессмысленный и тусклый свет.
Живи еще хоть четверть века -
Все будет так. Исхода нет.

Умрешь - начнешь опять сначала
И повторится все, как встарь:
Ночь, ледяная рябь канала,
Аптека, улица, фонарь.

Банально, конечно, но красиво и умно. Аж мурашки по коже...

 

совсем не банально) тоже обожаю эти стихи)
банально, это когда - "ура-ура")
хотя, тоже бывает актуально под настроение)

---------- Сообщение добавлено 12.10.2012 20:59 ----------

птичка, жизнь удивительная и непредсказуемая)
поверьте)

 

mini., я как раз таки верю)

 

bird, - хорошо)))

зы. а я думала, что только я по ночам на форуме шастаю))

 

На смерть Пастернака:

---------- Сообщение добавлено 18.10.2012 08:40 ----------

Б.Л. Пастернак Нобелевская премия

НОБЕЛЕВСКАЯ ПРЕМИЯ

Я пропал, как зверь в загоне.
Где-то люди, воля, свет,
А за мною шум погони,
Мне наружу ходу нет.

Темный лес и берег пруда,
Ели сваленной бревно.
Путь отрезан отовсюду.
Будь что будет, все равно.

Что же сделал я за пакость,
Я убийца и злодей?
Я весь мир заставил плакать
Над красой земли моей.

Но и так, почти у гроба,
Верю я, придет пора -
Силу подлости и злобы
Одолеет дух добра.

 

"- Влюблен! - перебил Цурумаки с хохотом. - Втрескался по уши! О,
несчастная жертва дзедзюцу!
Невозможно всерьез гневаться на человека, так добродушно предающегося веселью.
- Причем тут дзюдзюцу? - удивился Эраст Петрович, думая, что речь идет о японской борьбе, которой он учился под руководством своего камердинера.
- Да не дзЮдзюцу, а дзЁдзюцу! "Искусство любовной страсти". Куртизанки наивысшей квалификации владеют им в совершенстве. - Взгляд бонвивана сделался мечтателен. - Я тоже один раз попался в сети мастерицы дзедзюцу. Ненадолго, всего на полтора месяца. Ее любовь обошлась мне в тридцать тысяч иен - все, чем я в ту пору располагал. Пришлось потом начинать бизнес сначала, но я не жалею - это одно из лучших воспоминаний моей жизни!
- Ошибаетесь, милейший, - снисходительно улыбнулся Фандорин. - Ваше дзюцу тут ни при чем. Я любовь не покупал.
- За нее не всегда платят деньгами. - Дон почесал бороду, удивленно приподнял густые брови. - Чтоб O-Юми-сан не применила дзедзюцу? Это было бы странно. Давайте-ка проверим. Я, конечно, не знаю всех тонкостей этой мудреной науки, но кое-что помню, испытал на собственной шкуре. Первая фаза называется "соекадзэ". Как бы это перевести... "Дуновение ветерка" - примерно так. Задача - обратить на себя внимание намеченного объекта. Для этого мастерица дает мужчине возможность показать себя в самом выгодном свете. Известно ведь, что человек больше всего любит тех, кто, с его точки зрения, должен им восхищаться. Если мужчина кичится своей проницательностью, куртизанка подстроит так, что он явится перед нею во всем блеске ума. Если он храбр, она даст ему возможность проявить себя настоящим героем. Тут можно
нанять мнимых разбойников, от которых объект защитит прекрасную незнакомку.Или он вдруг увидит, как красавица падает из перевернувшейся лодки в воду. Самые отчаянные из куртизанок даже рискуют увечьем, сговорившись с рикшей или кучером. Представьте себе потерявшую управление коляску, в которой, жалобно крича, несется прелестная женщина. Как тут не броситься ей на помощь? На первом этапе дзедзюцу очень важно, чтобы объект, во-первых, ощутил себя защитником, а во-вторых, проникся к охотнице не жалостью, а вожделением. Для этого она непременно, как бы по случайности, обнажит наиболее соблазнительную часть тела: плечико, ножку, грудь, это уж у кого что.
Поначалу Фандорин слушал рассказ, насмешливо улыбаясь. Но услышав про потерявшую управление коляску, вздрогнул. Тут же сказал себе: нет-нет, не может быть, это совпадение. "А разорванное платье, а алебастровое плечо с алой царапиной?" - шепнул сатанинский голосишко.
Чушь, тряхнул головой титулярный советник. Право, смешно.
- А в чем состоит вторая фаза? - спросил он иронически.
Цурумаки смачно вгрызся в большое красное яблоко. С набитым ртом продолжил:
- Называется "Двое на острове". Очень тонкий момент. Еще сохраняя дистанцию, нужно показать, что между объектом и куртизанкой существует особенная связь - их соединяют невидимые нити судьбы. Тут все годится: мастерица приставляет к объекту шпионов, собирает о нем сведения, ну и потом многие из этих дам неплохо владеют нинсо - это вроде вашей физиогномистики, только гораздо, гораздо хитрей.
Вице-консул похолодел, а веселый рассказчик похрустывал яблоком и неумолимо загонял в бедное сердце все новые и новые иглы:
- Третий этап у них, кажется, зовется "Запах персика". Нужно дать объекту вдохнуть соблазнительный аромат плода, но плод пока висит высоко на ветке и еще неизвестно, кому он достанется. Показать, что волкующая его особа не бесплотный ангел, а живая и страстная женщина, но что за нее придется побороться. Тут непременно появляется соперник, причем соперник нешуточный.
Как она проехала мимо консульства с Булкоксом, клоня голову ему на плечо! - вспомнил Эраст Петрович. И даже не взглянула в мою сторону, хотя я сидел у самого окна...
О нет, нет, нет!
Дон прищурился на луну.
- Что там дальше-то? Ах да, ну как же! Фаза "Тайфун". Сразу после отчаяния ("увы, она никогда не будет моей!"), безо всякого предупреждения, куртизанка устраивает любовное свидание. Совершенно умопомрачительное, с использованием всех тайн постельного искусства, но не слишком длинное. Объект должен вкусить сладости сполна, но не досыта. Далее следует фаза "Аяцури". Расставание, вызванное какими-то непреодолимыми трудностями. Такая разлука привязывает мужчину крепче любых свиданий и словно лишает рассудка. Аяцури - это когда в театре кукловод управляет марионеткой. Не бывали на спектакле бунраку? Обязательно сходите, у вас в Европе ничего подобного нет. Куклы у нас совсем, как живые, и...
- Перестаньте! - вскричал Фандорин, чувствуя, что больше не выдержит. - Ради Бога, з-замолчите!
Титулярному советнику было очень худо. Болело сердце, ломило в висках, колени дрожали и подгибались.
Смахнув со лба капли ледяного пота, уничтоженный Эраст Петрович выдавил:
- Теперь я вижу, что вы правы... И я... я благодарен вам. Если бы не вы, я бы и в самом деле совсем лишился рассудка... Я, собственно, уже... Но нет, больше я не буду куклой в ее руках!
- А вот это зря, - не одобрил Цурумаки. - Вас еще ожидает самая лучшая фаза: "Тетива лука". В вашем случае пикантность двойная, - улыбнулся он. - Ведь "лук" по-японски юми.
- Я знаю, - кивнул Фандорин, глядя в сторону. В голове раздавленного вице-консула понемногу вырисовывался некий план.
- Это фаза полного счастья, когда душа и тело пребывают на верху блаженства и звенят от наслаждения, будто натянутая тетива. Чтобы еще более оттенить сладость, мастерица прибавляет чуть-чуть горечи - вы никогда наверняка не будете знать...
- Вот что, - перебил Эраст Петрович, мрачно глядя в глаза человеку, который спас его от безумия, но при этом разбил ему сердце. - Хватит о дзедзюцу. Мне это неинтересно. Давайте ваш ключ, я беру его у вас на один день. И ей... ей тоже дайте - второй, от калитки. Скажите, что я буду ждать ее в павильоне, начиная с полуночи. Но про эту нашу беседу ни слова. Обещаете?
- А вы ее не зарежете? - осторожно спросил Дон. - То есть мне-то, в общем, все равно, но не хотелось бы, чтобы в моей усадьбе... Да и Алджернон обидится, а это не такой человек, с которым я хотел бы рассориться...
- Я ничего ей не сделаю. Слово ч-чести.
К воротам Фандорин шел мучительно долго, каждый шаг давался с трудом.
"Ах, дзедзюцу? - шептал он. - Так это у вас называется дзедзюцу?"

Тьма изучавших,
Но как мало постигших
Науку страсти.

Хлопок одной ладонью"

"- Зачем оно только нужно, твое дзедзюцу, - сказал он. - Что ты вздумала
учиться этой пакости, которая превращает живое, горячее, естественное в м-математику?
- Но разве не в этом суть любого искусства? Раскладывать естественное на составные части и складывать их вновь, по-своему? Я изучаю искусство любви с четырнадцати лет.
- С ч-четырнадцати?! Неужто ты сама так решила?
- Нет. Изучать дзедзюцу мне велел отец. Он сказал: "Если бы ты была моим сыном, я послал бы тебя развивать умение мыслить, силу и ловкость, потому что именно в этом главное оружие мужчины. Но ты женщина, и главное твое оружие - любовь. Если ты в совершенстве овладеешь этим сложным искусством, самые умные, сильные и ловкие из мужчин станут глиной в твоих руках". Мой отец знал, что говорил. Он самый умный, сильный и ловкий из известных мне людей. Мне было четырнадцать лет, я была глупа и очень не хотела идти в обучение к мастерице дзедзюцу, но я любила отца и потому послушалась. Конечно, он, как всегда, оказался прав.
Эраст Петрович нахмурился, подумав, что в любой цивилизованной стране папашу, продающего малолетнюю дочь в бордель, упекли бы на каторгу.
- Где он теперь, твой отец? Вы часто видитесь?
Лицо О-Юми вдруг померкло, улыбка исчезла, губы сжались, будто от сдерживаемой боли.
Умер, догадался титулярный советник и, раскаиваясь, что причинил любимой страдание, поспешил исправить промах: нежно погладил ей ложбинку в низу шеи (ему, впрочем, давно уже хотелось это сделать).
Много позже, лежа в постели и глядя в потолок, О-Юми со вздохом сказала:
- Дзедзюцу замечательная наука. Она одна способна сделать женщину сильнее мужчины. Но лишь до тех пор, пока женщина не потеряет голову. Боюсь, со мной происходит именно это. Как стыдно!
Фандорин зажмурился - так переполняло его невыносимое, сумасшедшее счастье.

Быть или не быть -
Глупый вопрос, если ты
Хоть раз был счастлив."

 

...А если хочешь правды — на, поржи:
никто и ничего не заслужил.
Ни рака, ни сокровища, ни стека,
ни человека.
Ни горечи, ни ветра в волосах
не мерят по таблицам небеса.
Всё это — глупый и немой, как рыба,
случайный выбор.
(c) Александра Закирова

 

Словами тяжко - получится не любыми.
Мне страшно нужно, чтобы меня любили.
Не чтобы рыдали, мучались и страдали,
А чтобы где-то пели и где-то ждали.
Не чтобы, меня кляня, из окон бросались,
Не чтобы писали, а чтобы со мной спасались
От страшного сна, от горести и от боли,
От ссоры с собою, от чьей-то чужой любови.
Я слабых утешу, бальзам нацежу ранимым,
Мне страшно нужно, чтобы меня хранили,
Хвалили за дело, ругали бы за обновки,
Чтоб рядом со мной стояли на остановке,
Не чтобы бледнели, видя меня не с теми,
Не чтобы в постели, ведь я же не о постели,
Не чтобы меня пластали на покрывале,
А чтобы со мною яблоки воровали.
Храни меня славный бог от любой печали
Мне страшно нужно, чтобы меня встречали
С работы, чтоб на ночь ласково целовали,
Чтоб рано утром дверь за мной закрывали.
Я вряд ли стану лучше, исправлю что-то,
Я вряд ли буду готовить, стирать и штопать,
Я буду бояться мышей, темноты и крови,
Но если нас поймают, то я прикрою.
Господь придумал летать воробью, оленю
Придумал бежать, огню - пожирать поленья,
Сосне - расти, вцепляясь корнями в землю,
Змее - ползти, хвостом раздвигая зелень.
Меня - хорошими снами служить твоими,
Хранить твое имя, красивое твое имя.
Я знаю это, не знаю только, зачем мне
Такое простое это предназначенье.
Я выйду из дома, руки в карманы суну,
Мороз рисует на лужах смешной рисунок.
Распахнуто утро створками голубыми
И мне так нужно, чтобы меня любили.

 

Сколопендра, красиво...

 

Мягкой лапкой коснёшься лица, промурлычешь - здравствуй, любимый,
Ты такая на свете одна, кошка -девушка с взглядом игривым.
Нетерпением, ласковым "мяу" ты напомнишь о старом желанье,
Тихо скажешь- я только твоя, словно видишь моё подсознанье...
Да, я твой недоверчивый кот, в нос лизнуть тебя что ли от скуки,
Знаю я, что меня ты поймёшь, вдруг услышав сердечные стуки....
Ты мой ангел с кошачьей душой, хоть сама по себе ты гуляешь,
Я такой же, немножечко твой, навсегда,... что меня и пугает....
Беспредельно, немногим понять, инцидент до сих пор не исчерпан,
Обречён по тебе я скучать, вдалеке, под порывами ветра.
По дорогам, почти без конца, каждый день, то на юг то на запад,
Вдруг напомнит опять про тебя, губ твоих такой сладостный запах..
Муркни кошка, я очень скучал, по твоим дорогим поцелуям,
По твоим шелковистым щекам, по глазам о которых тоскую.
Вроде несколько дней и не срок, но терпение хочет взорваться,
Что-то тянет и душит меня, может всё таки стоит признаться?
Изласкаю, хоть верь хоть не верь, зацелую до страстных признаний,
Ты моя приоткрытая дверь и причина для сладких страданий.
Я прошу- улыбнись для меня, обними, помурлычем немножко,
Славной киской, любимицей дня, стань прекрасной миленькой крошкой.
Я ревную к себе самому, быть не может но всё же случилось.
Я люблю, но об этом молчу, мы же кошки, скажи мне на милость?
Версий нет, безнадёжно попал, сумашествие, просто безумье
И страстей неуёмный накал и хоть вой, словно волк в полнолунье.

 

Когда на лице твоем холод и скука,
Когда ты живешь в раздраженье и споре,
Ты даже не знаешь, какая ты мука,
И даже не знаешь, какое ты горе.

Когда ж ты добрее, чем синь в поднебесье,
А в сердце и свет, и любовь, и участье,
Ты даже не знаешь, какая ты песня,
И даже не знаешь, какое ты счастье!
/Асадов/

 

Конечно, когда было, но для себя недавно открыла...

Сто часов счастья...
Разве этого мало?
Я его, как песок золотой,
намывала,
собирала любовно, неутомимо,
по крупице, по капле,
по искре, по блестке,
создавала его из тумана и дыма,
принимала в подарок
от каждой звезды и березки...
Сколько дней проводила
за счастьем в погоне
на продрогшем перроне,
в гремящем вагоне,
в час отлета его настигала
на аэродроме,
обнимала его, согревала
в нетопленном доме.
Ворожила над ним, колдовала...
Случалось, бывало,
что из горького горя
я счастье свое добывала.
Это зря говорится,
что надо счастливой родиться.
Нужно только, чтоб сердце
не стыдилось над счастьем трудиться,
чтобы не было сердце
лениво, спесиво,
чтоб за малую малость
оно говорило "спасибо".
Сто часов счастья,
чистейшего, без обмана.
Сто часов счастья!
Разве этого мало?

Вероника Тушнова

 

Нет сил. Нет сил. Нет сил. Нет сил.
Я бы сдох сейчас, пожалуй, если б кто-то попросил.
Я бы рад, но ведь не просят,
Ветер ост, а время осень,
Юго-юг, востоко-запад, это древо Игдрасиль.

Нет слов. Нет слов. Нет слов. Нет слов.
Я вишу на тонкой леске, я дневной ее улов.
Сеньке - шапка, волку - рыбка,
Я - дурацкая открытка:
Текст, написанный вслепую, и замятый уголок.

Сто дел. Сто дел. Сто дел. Сто дел.
Я сижу на этом месте, будто вечно тут сидел.
Книжку в зубы, морду в книжку,
Нет меня и ты мне снишься,
Даже в вечном механизме есть понятие "предел".

Есть дом. В нем кот. Он не спит, он пол скребет,
Я плыву ему навстречу, мне навстречу мир гребет,
Кот голодный и когтистый.
Пищу - греть, кота - затискать,
Больше я не представляю на сегодня фронт работ.

Тик-так. Тик-так. Тик-так. Тик-так.
Я пытаюсь жить иначе, а выходит всё вот так.
Инь длиннее, ян короче,
То есть день короче ночи,
За рубашкой в шкаф полезешь - вот тебе и гутен таг.

Жди, верь, лезь сквозь. Не выходит - значит, брось,
Жили вместе, жили рядом, жили плохо, жили врозь,
Обломали, покосили
Ветки в нашем Игдрасиле,
А осенние остатки обовьет Уроборос.

Я сир. Мир синь. Колкий воздух, сладкий сидр,
Каждый день богат на встречи, о которых не просил.
Игдрасили, Игдрасили,
Выйду на Электросиле,
Может, там еще осталось для меня электросил.

Я был плохим. А теперь я мал и хил.
Запоздалый одуванчик, здравствуй, Осовиахим,
Ярко светят окна-ниши,
Нет меня и ты мне снишься.
Капли падают так редко, что домой пришел сухим.

 

Он спал в гостинице в каком-то городке,
захваченный дождями и туманом,
письмо сжимая в маленькой руке.
Летала бабочка над черным чемоданом

раскрытым. И тянуло от дверей
каким-то холодом, проникшим в подсознанье.
Во сне он видел книгу без названья,
фигуры фантастических зверей.

Он спал в гостинице: зеркальный шкаф, балкон
и на ботинках грязь отчизны,
а на страницах оживал дракон
и хлопал крыльями, как бабочка из жизни,

летавшая над чемоданом. Десять строк
в его руке на тонкой промокашке,
пальто на вешалке и заграничные подтяжки
из кожи, на которых он не смог
повеситься в раю пятиэтажки,

в той комнате, в которой прожил он
как персонаж романа без названья,
и он тогда остановил дыханье,
когда из книги вылетел дракон.
Он, не проснувшись, вышел на балкон -
автомобили, заводские здания.

Он сделал шаг (в трагическом ключе
решился спор) с высокого балкона,
и бабочка сидела на плече,
похожая на этого дракона.

Леонид Шевченко "Дракон"

 

Весной, весной, в ее Начале,
я опечалившись жила.
Но там, во мгле моей печали,
о, как я счастлива была,

когда в моем дому любимом
и меж любимыми людьми,
плыл в небеса опасным дымом
избыток боли и любви.

Кем приходились мы друг другу,
никто не знал, и все равно -
нам, словно замкнутому кругу,
терпеть единство суждено.

skip
\Белла Ахмадулина\