и опять штаны - по колено мне! я циклична до безобразия... словно меточка поколения с рук с загаром сползает азия. 2 недели всего до осени - смог жирнее, чем цельсий в колбочке. детский мир. блестящие, острые выбирает мама заколочки вотпочтиужепервокласснице пусть девчонки завидуют! пусть мальчишки дразнятся! взрослый мир. блестящие, острые выбираю слова, чтоб помниться долго. так, как на коже оспины? как от трусиков след на поясе? долго. так, как восторги летние в феврале получать с оказией. и опять: штаны - по колено мне. я циклична. до безобразия. ---------- Сообщение добавлено 24.08.2011 12:24 ---------- стоило добрести всего лишь до тридцати пяти для осознанья простого: всё моё тело - храм, в котором необходимо жить, чистоту блюсти, чтоб принимать благоверных по утрам и по вечерам. всё моё тело: от беспечного грохота ступней по ступеням - до ямки природовой суть храм потому, что, когда тебе плохо, то как можно скорее нужно попасть домой и скрыться от всех, и лбом уткнуться в скамьюмоей ключицы, и чётки пальцев моих перебирать беспокойно. тссс! я тебе спою, сопрано мальчишеским. здесь стены высокие. в них мой голос колотится, словно мельчайший град, складываясь то в аве мария, то в долгий ом. мне теперь не забыть одного: моё тело - храм. мне теперь не предать одного: моё тело - дом для тебя.
Север ли, юг – Почтовая чайка из рук что может быть дальше Чем мы друг от друга, мой друг ? Мы так далеко Что вряд ли нас смогут найти Нейтральные воды, нейтральные брызги Мне кажется, нам по пути Минус и плюс Мы так непохожи на вкус Мы знаем, что в море Никто не догонит медуз Но мы доплывём Быстрее, чем кончится жизнь Большая медведица нюхает небо И звёзды выходят на бис (с) Ундервуд
Тихо плещется полночь В лёгкой лодочке с вёслами. Снов корзину наполню Ягод алыми звёздами. Их манящая сладость Расстояньем усилена, Ароматами сада Высь пропитана синяя. Меж губами распутно Поцелуи полощутся, Брызжут соком, как будто Что-то крикнуть им хочется. По весне расцветает Небо звёздными вишнями. Мне тебя не хватает - В крике ягод услышь меня!
как много тех, с кем можно лечь в постель, как мало тех, с кем хочется проснуться... и утром, расставаясь, потянуться, и помахать рукой, и улыбнуться, и целый день, волнуясь, ждать вестей. как много тех, с кем можно просто жить, пить утром кофе, говорить и спорить... с кем можно ездить отдыхать на море, и, как положено, - и в радости, и в горе быть рядом... но при этом не любить... как мало тех, с кем хочется мечтать, смотреть, как облака роятся в небе, писать слова любви на первом снеге, и думать лишь об этом человеке... и счастья большего не знать и не желать. как мало тех, с кем можно помолчать, кто понимает с полуслова, с полувзгляда, кому не жалко год за годом отдавать, и за кого ты сможешь, как награду, любую боль, любую казнь принять... вот так и вьется эта канитель - легко встречаются, без боли расстаются... всё потому, что много тех, с кем можно лечь в постель. всё потому, что мало тех, с кем хочется проснуться. /а. голубов/
Через пару дней вернется да не отпустит. Через пару дней сломается и срастется. Это осень нас приводит в такое чувство, без которого сентябрь не удается. И попробуй с ней, бесовкой, не согласиться, и попробуй обмануть ее ненароком. Осень в небо поднимается легкой птицей и следит, следит всевидящим зорким оком. Всё с ней в сговоре теперь – и земля, и воздух, и на всё ее осенняя будет воля. Привыкай к ее внезапным метаморфозам - от блаженства до безвыходной острой боли. Она любит своенравничать, огрызаться, присылать тебе записки с пометкой «cito», появляться в старых книгах, где на форзацах очередность дней рассказана в римских цифрах. Она любит невоспитанно, дерзко, буйно острым солнцем выцарапывать на перилах имена людей, с которыми Осень Будет. Впрочем, я тебе об этом не говорила. Кот Басё Ночи приходят в черном ажурном кружеве, Звезды сквозь ткань просвечивают, как тело. Кажется, мы уже обменялись душами. Только пока не ведаем, что нам делать.
понравилось Я нашу любовь без тебя не сыграю: Ты - первая скрипка, я - скрипка вторая. Мы - птица в квадрате, мы - роза в квадрате, Мы - строй Страдивари, мы - нежность Амати. Я выдох и вдох твоих струн повторяю. Ты - первая скрипка, я - скрипка вторая. Но ты умолкаешь, и я умираю: Ты - первая скрипка, я - скрипка вторая.
Наверняка где-то выше было. Но вот навеяло... Вот и лето прошло, Словно и не бывало. На пригреве тепло. Только этого мало. Всё, что сбыться могло, Мне, как лист пятипалый, Прямо в руки легло. Только этого мало. Понапрасну ни зло, Ни добро не пропало, Всё горело светло. Только этого мало. Жизнь брала под крыло, Берегла и спасала. Мне и вправду везло. Только этого мало. Листьев не обожгло, Веток не обломало... День промыт, как стекло. Только этого мало.
Прощайте, - развеяв тоску, ухожу налегке - И вы, архитекторов монументальные дива, И памятник с секретом, зажатым в руке, И дикость аллеи с причудливым, к речке, извивом. И мир на зеркальной ладони - не он ли Эдем? - Когда замирает дыхание от панорамы, И мост, огласивший Миллениум буквою «М», В ворота которой въезжают, как в пагоду рая. И сорок ступенек туда, на небесный этаж, Где каменный пояс Кремля так высок и приветлив, И в явь обращённая ветхая лавочка та, Где розы на белом сплетались с гавайским сюжетом. И выскочит сердце, раздвинув пределы меня, Синицей вдогонку отчаянно что-то протенькав. Быть может, в подъезд свой шагнув из сентябрьского дня, Ты сердца комок обнаружишь на верхней ступеньке....
дышать любовью, пить её, как воздух, который с нашей кончится судьбой. дышать, как тайной небо дышит в звездах, листва, трава... как я дышу тобой. как дышит шар, где ангелы и птицы летают над планетой голубой, - дышать любовью - развоплотиться в том воздухе... как я дышу тобой. как дышат мгла и мглупости поэтства, поющего дыхательной трубой, - дышать любовью, фейской речью детства в том воздухе... как я дышу тобой. как дышит снег, в окно мое летящий на белый лист, вослед карандашу, - дышать любовью - глубже, глубже, чаще, до самых слез... как я тобой дышу. /ю. мориц/
Я не люблю игру в одни ворота, Я не люблю, совсем, случайных встреч, Я не люблю в начале диалога Вдруг получить в ответ прямую речь, Я ненавижу недопониманий, Я не люблю обманывать себя, Я не люблю иметь пустые знанья, И говорить напрасные слова, Я не люблю вопросов без ответов, Я не люблю банальные слова, Я не люблю давать пустых советов, И не люблю самое слово «я»… Я не люблю играть на чьих-то чувствах, И не люблю кого-то соблазнять, Я не люблю, порою, то, что вкусно, И ни во что я не люблю играть. Я не люблю начал без продолжений, А поражений просто не терплю, Я не люблю менять своих решений, И ошибаться очень не люблю, И не терплю я долгие прощанья, И очень не люблю я быть в долгу, Я не люблю пустые обещанья, И вовсе обещаний не люблю, И не люблю я делать одолжений, И не люблю такое принимать, Я не люблю дурацких извинений, Оправдываться или объяснять, Я не люблю дотошных уговоров, И не люблю кого-то заставлять, Я очень ненавижу глупых споров, И не люблю я недопонимать, Я не люблю себя за все плохое, Я не люблю других… из-за себя… Я не люблю, и в этом только злое! Дай, Боже, силы жить всегда любя!
То ли вынули чеку, то ль порвалась связь времен, Подружились господа да с господней рванью. На святой горе Монмартр есть магический Семен, Он меняет нам тузы на шестерки с дрянью. Раньше сверху ехал Бог, снизу прыгал мелкий бес, А теперь мы все равны, все мы анонимы. Через дырку в небесах въехал белый Мерседес, Всем раздал по три рубля, и проехал мимо.
Наверняка было, но...: Интересно, какую цифру больше всего любит часовая стрелка? Наверняка она там останавливается подольше и любуется на нее. Быстро-быстро, чтобы никто не заметил. А от какой-нибудь цифры стрелку точно воротит. Наверное, от шестерки, ведь она всегда к ней задом повернута. Однажды, часовая стрелка соберется с силами, наденет лучший костюм, купит цветов и сделает предложение любимой цифре. И навсегда рядом с ней останется. Наверное, так ломаются часы. ---------- Сообщение добавлено 10.09.2011 00:11 ---------- интересно, кто автор
Пальцы в тучи апрель окунал И бросал с высоты жемчуга. В приоткрытую створку окна Холод лентой скользил по ногам. Завернувшись в сиреневый плед, Обняла поэтический том: «Погадай мне, месье, сильвупле, Что сейчас и что будет потом. Отчего так далёк Фонтенбло? Отчего всё расплывчато так?» Призадумались Бродский и Блок, Покачал головой Пастернак: «Вероятно, придуман Париж И кончается он за углом...» Но пытается робко парить Мой Париж с перебитым крылом. Ветер в комнате веял, крепчал. Изнывали в изгибе уста. У окна - парижанка-печаль, За окном - жемчуга, высота...
Каждый из нас одинок в этом мире. Каждый заключен в медной башне и может общаться со своими собратьями лишь через посредство знаков. Но знаки не одни для всех, а потому их смысл темен и неверен. Мы отчаянно стремимся поделиться с другими сокровищами нашего сердца, но они не знают, как принять их, и потому мы одиноко бредем по жизни бок о бок со своими спутниками, но не заодно с ними, не понимая их и не понятые ими. Мы похожи на людей, что живут в чужой стране, почти не зная их языка; им хочется выразить много прекрасных, глубоких мыслей, но они обречены произносить лишь штампованные фразы из разговорника. В мозгу их бурлят идеи одна интересней другой, а сказать эти люди могут разве что: «Тетушка нашего садовника позабыла дома свой зонтик». Моэм
Я праздную свободу быть – собой: Осознанна, увы! – необходимость. Владычествует мной необратимость: Я праздную возможность быть рабой Души своей: не лгать, не лицемерить, Идти, куда хочу, - через «нельзя», Пугающие робких… Вот стезя, Где голову сложить, служа химере. Свободна! Как легко и как светло Поется это слово… Словно птица Невиданная стать ручной стремится, Протягивая, как ладонь, - крыло. Подарок, не предвиденный судьбой, Понять, зачем и с чем на свет явилась, О, Жизнь! – Благодарю за эту милость: Пускай в конце, но быть самой собой!
дышу тобой... и ты во мне... словно забывшись в вязком сне... обмякнуть, плавиться и растекаться... частями тела, мыслями срастаться... болезнь моя... ты гонишь сладкий яд по венам, раскладываешь мне пасьянс по стенам, потеками моих невнятных снов... и есть ли дело до основ: когда, куда, зачем и как? заражена я. это факт.
Опять Шопен не ищет выгод, Но, окрыляясь на лету, Один прокладывает выход Из вероятья в правоту. Задворки с выломанным лазом, Хибарки с паклей по бортам. Два клена в ряд, за третьим, разом - Соседней Рейтарской квартал. Весь день внимают клены детям, Когда ж мы ночью лампу жжем И листья, как салфетки, метим - Крошатся огненным дождем. Тогда, насквозь проколобродив Штыками белых пирамид, В шатрах каштановых напротив Из окон музыка гремит. Гремит Шопен, из окон грянув, А снизу, под его эффект Прямя подсвечники каштанов, На звезды смотрит прошлый век. Как бьют тогда в его сонате, Качая маятник громад, Часы разъездов и занятий, И снов без смерти, и фермат! Итак, опять из-под акаций Под экипажи парижан? Опять бежать и спотыкаться, Как жизни тряский дилижанс? Опять трубить, и гнать, и звякать, И, мякоть в кровь поря, опять Рождать рыданье, но не плакать, Не умирать, не умирать? Опять в сырую ночь в мальпосте Проездом в гости из гостей Подслушать пенье на погосте Колес, и листьев, и костей? В конце ж, как женщина, отпрянув И чудом сдерживая прыть Впотьмах приставших горлопанов, Распятьем фортепьян застыть? А век спустя, в самозащите Задев за белые цветы, Разбить о плиты общежитий Плиту крылатой правоты. Опять? И, посвятив соцветьям Рояля гулкий ритуал, Всем девятнадцатым столетьем Упасть на старый тротуар. Б.Пастернак
Как же я забыла любовь, рот-фронт, Вишня запечатана в шоколад? Как же я любила тебя, рот в рот. А теперь целуемся невпопад. Был же лепесток, был невинный фрукт, А теперь засахарен - стал цукат. Вот тебе итог - беспричинный труд, А не то чтоб мед или слет цикад... Как же я забыла быть начеку, И уменье ждать, и взнуздать детей. А могла б ладонью укрыть щеку И построить сон хоть из трех частей. А кровать кровила, никто не спас. Будто каравелла, пошла на дно. Я простила сердцу не первый спазм - Это было больно, да все равно. Да, во рту горчило, но с той поры Горло научилось - печет фарфор. Падал наутилус в тартарары - Сердце отключилось на счет "five-four". Так я и забыла любовь, рот-фронт. Вишня запечатана в шоколад. А ведь я любила тебя рот в рот, А теперь целуемся невпопад. В.Долина
Оголенные чувства И нервы на пределе, И вся моя любовь Разбита на клочки. Нельзя любить так сильно, Неистово и верно, Всецело растворяясь, Чтобы себя забыть! ---------- Сообщение добавлено 03.10.2011 11:12 ---------- А ты думал - я тоже такая, Что можно забыть меня, И что брошусь, моля и рыдая, Под копыта гнедого коня. Или стану просить у знахарок В наговорной воде корешок И пришлю тебе странный подарок - Мой заветный душистый платок. Будь же проклят. Ни стоном, ни взглядом Окаянной души не коснусь, Но клянусь тебе ангельским садом, Чудотворной иконой клянусь, И ночей наших пламенным чадом - Я к тебе никогда не вернусь. А.Ахматова
Взгляд Этот взгляд - одно из самых удивительных проявлений лучшего что есть в человеке. Умный (но не мудрствующий), сосредоточенный (но не теряющий связи с реальностью), оценивающий (но не судящий), открытый к новым впечатлениям и вызовам (но не теряющий практичности), храбрый (не в смысле "безумный", а в смысле "отважный"). Хорошо, что есть люди с таким взглядом. Хорошо побывать там, где таких людей много. В минувшую субботу мне посчастливилось почти час наблюдать множество лиц, смотревших на важные элементы мира таким взглядом. Это были ...женщины, выбирающие вещи на сезон в разнообразных бутиках и магазинах огромного молла. Пока немногочисленные мужчины, мои товарищи по счастью, сидя там и сям в креслах, с брезгливыми минами прятали взоры в нотбуки, я наблюдал окружающее, оставаясь практически невидимым. Никогда до того случай не представлялся, хотя давно живу на свете и всего прекрасного не чужд, открытие своего рода. http://gr-s.livejournal.com/853593.html
Она сегодня была в золотом и белом, С инеем на ресницах. Постель принимает форму любого тела. Кроме того, что снится. ---------- Сообщение добавлено 19.10.2011 16:41 ---------- Послушай, я расскажу тебе сказку – сказку. Послушай, я напишу тебе песню – песню. Послушай, ты знаешь, что рядом со мной опасно. От этого всем становится интересней. Послушай, я ведьма, а может не ведьма вовсе. И выкрала сердце, и время заговорила. И ворон летел, и над вороном длилась осень, и ты объяснял, а я тебя не просила. И лес продолжался за окнами, за домами, спускался в овраги, карабкался на уступы, а я собирала все то, что лежит меж нами – случайными фразами, взглядом, сердечным стуком. И все эти мелочи можно б легко оставить, и мимо домов пройти, возвращаясь к людям, но в этой глуши я вижу сквозь щели ставен слова, без которых уже ничего не будет. Здесь мертвые земли, на них не родятся травы. На стенах сырая плесень чужих историй. Скажи мне, мой милый, кто дал тебе это право – делить неделимое с теми, кто недостоин? Послушай, я расскажу тебе сказку – сказку. Послушай, я напишу тебе песню – песню. Октябрь неласков к путникам. Так неласков, что день ото дня становится интересней. Кот Басё ---------- Сообщение добавлено 19.10.2011 17:18 ---------- Это, верно, черт начинает счет, Перекрестьем гор разделяя нас. Мы с тобой действительно ни при чем. Двое суток врозь – такова цена. Двое суток без. Понимаешь, бес? Не сойти с ума, не найти покой. Потому что там, за горами, лес. Этот лес действительно далеко. А за лесом даль, синева листа, Корабли идут, не боятся волн. Там и ночь светла, только ты устал, И тебя не радует ничего. Столько звезд вокруг – даже ветер стих, Словно мир вот-вот остановит бег... Свет очей моих, боль ночей моих, Я все время думаю о тебе.
Красивое стихотворение! мне тоже понравилось) и я так рада, что знаю, что такое любить! это сладость...
Иван БУНИН ДУРОЧКА Дьяконов сын, семинарист, приехавший в село к родителям на каникулы, проснулся однажды в темную жаркую ночь от жестокого телесного возбуждения и, полежав, распалил себя еще больше воображением: днем, перед обедом, подсматривал из прибрежного лозняка над заводью речки, как приходили туда с работы девки и, сбрасывая с потных белых тел через голову рубашки, с шумом и хохотом, задирая лица, выгибая спины, кидались в горячо блестевшую воду; потом, не владея собой, встал, прокрался в темноте через сенцы в кухню, где было черно и жарко, как в топленой печи, нашарил, протягивая вперед руки, нары, на которых спала кухарка, нищая, безродная девка, слывшая дурочкой, и она, от страха, даже не крикнула. Жил он с ней с тех пор все лето и прижил мальчика, который и стал расти при матери в кухне. Дьякон, дьяконица, сам батюшка и весь его дом, вся семья лавочника и урядник с женой, все знали, от кого этот мальчик, и семинарист, приезжая на каникулы, видеть не мог его от злобного стыда за свою прошлое: жил с дурочкой! Когда он кончил курс, — “блестяще!”, как всем рассказывал дьякон, — и опять приехал к родителям на лето перед поступлением в академию, они в первый же праздник назвали к чаю гостей, чтобы погордиться перед ними будущим академиком. Гости тоже говорили о его блестящей будущности, пили чай, ели разные варенья, и счастливый дьякон завел среди их оживленной беседы зашипевший и потом громко закричавший граммофон. Все смолкли и с улыбками удовольствия стали слушать подмывающие звуки “По улице мостовой”, как вдруг в комнату влетел и неловко, не в лад заплясал, затопал кухаркин мальчик, которому мать, думая всех умилить им, сдуру шепнула: “Беги, попляши, деточка”. Все растерялись от неожиданности, а дьяконов сын, побагровев, кинулся на него подобно тигру и с такой силой швырнул вон из комнаты, что мальчик кубарем покатился в прихожую. На другой день дьякон и дьяконица, по его требованию, кухарку прогнали. Они были люди добрые и жалостливые, очень привыкли к ней, полюбили ее за ее безответность, послушание и всячески просили сына смилостивиться. Но он остался непреклонен, и его не посмели ослушаться. К вечеру кухарка, тихо плача и держа в одной руке свой узелок, а в другой ручку мальчика, ушла со двора. Все лето после того она ходила с ним по деревням и селам, побираясь Христа ради. Она обносилась, обтрепалась, спеклась на ветру и на солнце, исхудала до костей и кожи, но была неутомима. Она шла босая, с дерюжной сумой через плечо, подпираясь высокой палкой, и в деревнях и селах молча кланялась перед каждой избой. Мальчик шел за ней сзади, тоже с мешком через плечико в старых башмаках ее, разбитых и затвердевших, как те опорки, что валяются где-нибудь в овраге. Он был урод. У него было большое, плоское темя в кабаньей красной шерстке, носик расплющенный, с широкими ноздрями, глазки ореховые и очень блестящие. Но когда он улыбался, он был очень мил.
Приходи на меня посмотреть. Приходи. Я живая. Мне больно. Этих рук никому не согреть, Эти губы сказали: "Довольно!" Каждый вечер подносят к окну Мое кресло. Я вижу дороги. О, тебя ли, тебя ль упрекну За последнюю горечь тревоги! Не боюсь на земле ничего, В задыханьях тяжелых бледнея. Только ночи страшны оттого, Что глаза твои вижу во сне я. <Ноябрь> 1912 Анна Ахматова ---------- Сообщение добавлено 21.10.2011 14:48 ---------- не читала до этого. аж сердце зашлось..
Я хочу быть слабой, рассветной, сонной, в беспокойных пальцах сжимая простынь, становиться нежной и невесомой, вспоминать, как это чертовски просто – отдаваться истово – телу, взгляду, оставаться соком, который сладок… Я хочу быть слабой, когда ты рядом. Я х о ч у б ы т ь с л а б о й. Хочу быть слабой. Кот Басё
Облако алое, словно под ребра Бога солнце мечом вошло обоюдоострым. Древней рекой течет под тобой дорога, ты одинокий, дикий плавучий остров, кем-то оставленный, кем-то забытый, кем-то необретенный, пропущенный мимо сердца… Время твоё измерено в километрах, в импульсах мысли, взглядах и мегагерцах. Время твоё измерено. Где ты? Как ты? Что происходит там, за твоим обрывом? Строит река пороги и перекаты, на глубине огромные бродят рыбы. Влажные листья склеены темным соком, острая тень скользит по песку, как стилос… Облако алое, словно под ребра Бога солнце мечом вошло и остановилось. Боль нерожденным словом скребется в горле. Свет над тобой становится невозможно Нежным… И кажется, ты обретаешь корни или к речному дну прирастаешь кожей. Кот Басё