Сто тысяч любимых строк. Часть 3.

Я был только тем, чего
ты касалась ладонью,
над чем в глухую, воронью
ночь склоняла чело.

Я был лишь тем, что ты
там, внизу, различала:
смутный облик сначала,
много позже - черты.

Это ты, горяча,
ошую, одесную
раковину ушную
мне творила, шепча.

Это ты, теребя
штору, в сырую полость
рта вложила мне голос,
окликавший тебя.

Я был попросту слеп.
Ты, возникая, прячась,
даровала мне зрячесть.
Так оставляют след.

Так творятся миры.
Так, сотворив, их часто
оставляют вращаться,
расточая дары.

Так, бросаем то в жар,
то в холод, то в свет, то в темень,
в мирозданьи потерян,
кружится шар.
И.Бродский

 

Уолтер де ла Мар (пер. В. Лунина)


ГДЕ-ТО

Где-то, где-то
В далекой стране,
Почти что у края света,
Есть место, которе грезится мне,
С названием странным ГДЕ-ТО.
Когда-то и где-то о нём я слыхал,
Да только дороги туда не узнал.
Пусть мне придётся
Плыть и скакать,
Пусть мне придётся
Глаз не смыкать,
Но это, но это
Далёкое ГДЕ-ТО
Я всё же хочу отыскать.

Где-то, где-то
Есть маленький дом,
Тёплый, уютный домишко.
Там часто едят за одним столом
Вместе кошка и мышка.
А после садятся они у огня
И, грея носы, ожидают меня.
Кухня, кладовка,
Булки в лукошке,
Свечки на полке,
Звёзды в окошке,
Стол, табуретки,
Миски да ложки...
Этого мне
Хватит вполне.
Мне, и мышке, и кошке.

Где-то, где-то
Кошка взяла
Вкусное имя - ПЕНКА,
Поскольку любимым блюдом была
Для кошки нежная пенка.
А мышка-малышка настолько мала,
Что имени вовсе себе не взяла.
Как бы вы мышку
Долго не звали,
Ответа от мышки
Дождётесь едва ли,
Хоть хвостик дразнящий
Мелькает чаще
В комнате, чем в подвале.

В дальнее ГДЕ-ТО
Хочу я уйти,
В пустынное, тихое ГДЕ-ТО,
Куда даже птица не долетит,
К самому краю света.
И мне всё равно, что оно далеко,
Что даже услышать о нем нелегко.
Пусть мне придётся
Плыть и скакать,
Пусть мне придётся
Глаз не смыкать,
Падать от зноя,
В дождь промокать,
Сквозь все ПОЧЕМУ
и ЗАЧЕМ проникать,
Но это, но это
далёкое ГДЕ-ТО,
ГДЕ-ТО, ГДЕ-ТО
ГДЕ-ТО, ГДЕ-ТО -
Я всё же хочу отыскать.

добавлено через 3 минуты
Хуан Рамон Хименес

Подай мне, надежда, руку,
пойдем ли незримый гребень,
туда, где сияют звезды
в душе у меня, как в небе.
Закрой мне другой рукою
глаза и потусторонней
тропинкой веди, слепого
от снега твоей ладони.
Зато мы такие дали
увидим при свете грусти:
под полной луною сердца
любви голубое устье.
Меня схорони во мне же
от жара мирской пустыни
и путь протори в глубины,
где недра, как небо, сини.

 

Моё самое любимое

Я засыпаю... Уж слабея и бледнея...

Я засыпаю... Уж слабея и бледнея,
Сознанье еле властно надо мной,
И все еще, как наяву, дрожа, немея,
Я вижу образ твой перед собой.

За мной смыкаются действительности двери,
Я сплю,- и в царстве призраков и снов
Ты мне являешься, пленительная пери,
И звуки ласковых я слышу слов.

Я просыпаюсь, полн волшебных впечатлений,
К тебе протягиваю руки я,-
Но расступилися уже ночные тени,
Уж воцарилося сиянье дня.

И пронеслися мимолетные виденья...
И целый день с томлением, с тоской
Я темной ночи жду,- жду грез и усыпленья,
Чтоб хоть во сне увидеться с тобой!

 

ВЫБОР

Созидающий башню сорвется
Будет страшен стремительный лет
И на дне мирового колодца
Он безумье свое проклянет

Разрушающий будет раздавлен
Опрокинут обломками плит
И, Всевидящим Богом оставлен,
Он о муке своей возопит

А ушедший в ночные пещеры
Или к заводям тихой реки
Повстречает свирепой пантеры
Наводящие ужас зрачки

Не спасешься от доли кровавой
Что земным предназначила твердь
Но молчи: несравненное право –
Самому выбирать свою смерть

Н. Гумилев

 

О вещая душа моя!
О сердце, полное тревоги,
О, как ты бьешься на пороге
Как бы двойного бытия!...

Так, ты жилища двух миров
Твой день - болезненный и страстный,
Твой сон – пророчески-неясный,
Как откровение духов…

Пускай страдальческую грудь
Волнуют страсти роковые, -
Душа готова, как Мария,
К ногам Христа навек прильнуть.
/Ф. Тютчев/

 

Луна, успокой меня.
Луна успокой меня - мне нужен твой свет.
Напои меня чем хочешь, но напои.
Я забытый связной в доме чужой любви.
Я потерял связь с миром, которого нет.

На Севере дождь, на Юге - белым бело.
Подо мной нет дня, наверху надо мной стекло;
Я иду по льду последней реки,
Оба берега одинаково далеки
Я не помню, как петь; у меня не осталось слов.

Луна, я знаю тебя; я знаю твои корабли.
С тобой легко, с тобой не нужно касаться земли:
Все, что я знал; все, чего я хотел -
Растоптанный кокон, когда мотылек взлетел.
Те, кто знают, о чем я - те навсегда одни.

/Аквариум. хотя мне она знакома и любима только в исполнении 5'NIZZA)

 

В твоем дому поёт июнь,
В моем — безмолвствует февраль.
Июнь — как паж, пригож и юн,
Февраль — как страж, закован в сталь.
И вечен полдень на часах,
на солнечных, в твоих садах;
и полночь сеет вечный срок
песком в песок, в седой висок.

Играй в любовь мою, июнь,
шестеркой приручённых струн,
пока февральская метель
приплясывает под свирель,
едва касаясь шёлка щёк,
как ветерок на вираже.
Всё то, что для тебя "ещё",
то для меня давно "уже".

Достало б плеснуть чернил
навзрыд во тьму, поверх имён.
Июнь напомнить мне забыл,
февраль забыть напомнил сон
о том, что время лечит боль,
о том, что горе не беда.
Но глаз твоих желтофиоль,
в моих — застывшая вода...

Когда б не ложь календарей —
то с умыслом, то невзначай!
Я просыпаюсь на заре
и говорю тебе: "Прощай".
Голубизна твоих небес —
невесть какая пастораль.
А у меня сегодня здесь
по-прежнему — февраль. Февраль.

 

Хор ангелов великий час восславил,
И небеса расплавились в огне.
Отцу сказал: «Почто Меня оставил!»
А Матери: «О, не рыдай Мене…»

Магдалина билась и рыдала,
Ученик любимый каменел,
А туда, где молча Мать стояла,
Так никто взглянуть и не посмел.
/А. Ахматова/