Не плачь, не морщь опухших губ, Не собирай их в складки. Разбередишь присохший струп Весенней лихорадки. Сними ладонь с моей груди, Мы провода под током. Друг к другу вновь, того гляди, Нас бросит ненароком. Пройдут года,ты вступишь в брак, Забудешь неустройства. Быть женщиной - великий шаг, Сводить с ума - геройство. А я пред чудом женских рук, Спины, и плеч, и шеи И так с привязанностью слуг Весь век благоговею. Но как ни сковывает ночь Меня кольцом тоскливым, Сильней на свете тяга прочь И манит страсть к разрывам. Б.Пастернак.
..."Увы! - воскликнул Этцель с горячими слезами.- Убит рукою женской храбрейший меж мужами, Превосходил отвагой он всех, кто носит щит, И смерть его, хоть он мой враг, мне совесть тяготит". А Хильдебранд промолвил: "Себе я не прощу, Коль за бойца из Тронье сполна не отомщу. Пусть даже я за это погибну в свой черед, Та, кем был обезглавлен он, от кары не уйдет". Старик, пылая гневом, к Кримхильде подскочил. Мечом своим тяжелым взмахнул он что есть сил. Она затрепетала, издав короткий крик, Но это ей не помогло - удар ее настиг. Жену владыки гуннов он надвое рассек. Кто обречен был смерти, тот смерти не избег. Стенал в унынье Этцель, и Дитрих вместе с ним, Скорбя по славным ленникам и родичам своим. Бесстрашнейшим и лучшим досталась смерть в удел. Печаль царила в сердце у тех, кто уцелел. Стал поминальной тризной веселый, пышный пир. За радость испокон веков страданьем платит мир. Сказать, что было дальше, я не сумею вам. Известно лишь. что долго и дамам и бойцам Пришлось по ближним плакать, не осушая глаз. Про гибель нибелунгов мы окончили рассказ. /Песнь о Нибелунгах,отрывок/
Вспоминайте меня... Мы когда-нибудь встретимся снова на развилке дорог, в межсезонье, в сыром октябре... Я хотела сказать... Но разбилось хрустальное слово, прикоснувшись к губам, в нашей с Вами жестокой игре... Вы дарили легко и стихи, и мечты, и признанья... Я из Ваших подарков построила рай в шалаше... Но с приходом зимы он рассыпался до основанья, оставляя следы в растерявшей желанья душе... Вспоминайте меня... Я уже не боюсь расстояний, в первом классе любви я учусь на дары отвечать... Ваша очередь, друг мой, дома возводить из признаний и в холодное сердце взаимные чувства впускать... И когда эту хрупкую радость заменит привычка, не спешите замерзшую девочку гнать от огня... Это буду не я... Мне, поверьте, почти безразлично, кто с тоскою прошепчет в рассвет: "Вспоминайте меня..." Анна Булатова
К ПОРТРЕТУ Как мальчик кудрявый, резва, Нарядна, как бабочка летом; Значенья пустого слова В устах её полны приветом. Ей нравиться долго нельзя: Как цепь ей несносна привычка, Она ускользнёт, как змея, Порхнёт и умчится, как птичка. Таит молодое чело По воле - и радость и горе. В глазах - как на небе светло, В душе её тёмно, как в море! То истиной дышит в ней всё, То всё в ней притворно и ложно! Понять невозможно её, Зато не любить невозможно. /М.Ю.Лермонтов/
Борис Чичибабин Между печалью и ничем мы выбрали печаль. И спросит кто-нибудь "зачем?", а кто-то скажет "жаль". И то ли чернь, а то ли знать, смеясь, махнет рукой. А нам не время объяснять и думать про покой. Нас в мире горсть на сотни лет, на тысячу земель, и в нас не меркнет горний свет, не сякнет Божий хмель. Нам - как дышать,- приняв печать гонений и разлук,- огнем на искру отвечать и музыкой - на звук. И обреченностью кресту, и горечью питья мы искупаем суету и грубость бытия. Мы оставляем души здесь, чтоб некогда Господь простил нам творческую спесь и ропщущую плоть. И нам идти, идти, идти, пока стучат сердца, и знать, что нету у пути ни меры, ни конца. Когда к нам ангелы прильнут, лаская тишиной, мы лишь на несколько минут забудемся душой. И снова - за листы поэм, за кисти, за рояль,- между печалью и ничем избравшие печаль.
Ничего никогда не вернуть, Как на солнце не вытравить пятна. И, в обратный отправившись путь, Никогда не вернуться обратно. Эта истина очень проста, И она, словно смерть, непреложна: Можно в те же вернуться места, Но вернуться назад невозможно. /Н.Новиков/
Глаза как две пустых тетради И прочерк губ Навек, на год, на месяц, на день На выдох люб В тебя, как будто сердцем в пропасть Об лёд с моста А дальше – тишина и строгость И пустота И простота, которой проще Одно ничто И только губ холодный прочерк И минус сто Без слова, без души, без кожи Ступай – твори! И лишь зари морозный прожиг И фонари За грустный лёт страничной стаи За чистоту Твои глаза перелистаю Но не прочту добавлено через 5 минут Мой цвет волос теперь похож на осень, а взгляд горчит, как вишня в шоколаде... Мой голос нежен, нрав - порой несносен... И я не лидер в Вашем хит-параде. Я не умею танцевать ламбаду, я не смогу Вам ровный вышить крестик... Но подарю улыбку, как награду, за бархатную негу Вашей лести. Анна Булатова.
Не спится. Дай зажгу свечу. К чему читать? Ведь снова не пойму я ни одной страницы - И яркий белый свет начнет в глазах мелькать, И ложных призраков заблещут вереницы. За что ж? Что сделал я? Чем грешен пред тобой? Ужели помысел мне должен быть укором, Что так язвительно смеется призрак твой И смотрит на меня таким тяжелым взором? А.Фет
ВЕРНУТЬ ЛЮБОВЬ "...То ненависть пытается любить Или любовь хотела б ненавидеть? Минувшее я жажду возвратить, Но, возвратив, боюсь его обидеть, Боюсь его возвратом оскорбить. Святыни нет для сердца святотатца, Как доброты у смерти... Заклеймен Я совестью, и мне ли зла бояться, Поправшему любви своей закон! Но грешники - безгрешны покаяньем, Вернуть любовь - прощение вернуть. Но как боюсь я сердце обмануть Своим туманно-призрачным желаньем: Не месть ли то? Не зависть ли? Сгубить Себя легко и свет небес не видеть... Что ж это: зло старается любить, Или любовь мечтает ненавидеть?.." Александр Кушнер Иван Бунин ОДИНОЧЕСТВО И ветер, и дождик, и мгла Над холодной пустыней воды. Здесь жизнь до весны умерла, До весны опустели сады. Я на даче один. Мне темно За мольбертом, и дует в окно. Вчера ты была у меня, Но тебе уж тоскливо со мной. Под вечер ненастного дня Ты мне стала казаться женой... Что ж, прощай! Как-нибудь до весны Проживу и один - без жены... Сегодня идут без конца Те же тучи - гряда за грядой. Твой след под дождем у крыльца Расплылся, налился водой. И мне больно глядеть одному В предвечернюю серую тьму. Мне крикнуть хотелось вослед: "Воротись, я сроднился с тобой!" Но для женщины прошлого нет: Разлюбила - и стал ей чужой. Что ж! Камин затоплю, буду пить... Хорошо бы собаку купить.
Довольно дел, довольно слов, Побудем молча, без улыбок, Снежит из низких облаков, А горний свет уныл и зыбок. В непостижимой им борьбе Мятутся черные ракиты. "До завтра, - говорю тебе, - Сегодня мы с тобою квиты". Хочу, не грезя, не моля, Пускай безмерно виноватый, Глядеть на белые поля Через стекло с налипшей ватой. А ты красуйся, ты - гори... Ты уверяй, что ты простила, Гори полоской той зари, Вокруг которой все застыло. И.Анненский
это стихотворение в продолжение дискуссии о религиозности, религиях и монашках Гордость, мысль, красота - все об этом давно позабыли. Все креститься привыкли, всем истина стала ясна... Я последний язычник среди христиан Византии. Я один не привык... Свою чашу я выпью до дна... Я для вас ретроград. - То ль душитель рабов и народа, то ли в шкуры одетый дикарь с придунайских равнин... Чушь! рабов не душил я - от них защищал я свободу. И не с ними - со мной гордость Рима и мудрость Афин. Но подчищены книги... И вряд ли уже вам удастся уяснить, как мы гибли, притворства и лжи не терпя, чем гордились отцы, как стыдились, что есть еще рабство. Как мой прадед сенатор скрывал христиан у себя. А они пожалеют меня? - Подтолкнут еще малость! Что жалеть, если смерть - не конец, а начало судьбы. Власть всеобщей любви напрочь вывела всякую жалость, а рабы нынче все. Только власти достигли рабы. В рабстве - равенство их, все - рабы, и никто не в обиде. Всем подчищенных истин доступна равно простота. Миром правит Любовь - и Любовью живут, - ненавидя. Коль Христос есть Любовь, каждый час распиная Христа. Нет, отнюдь не из тех я, кто гнал их к арене и плахе, кто ревел на трибунах у низменной страсти в плену. Все такие давно поступили в попы и монахи. И меня же с амвонов поносят за эту вину. Но в ответ я молчу. Все равно мы над бездной повисли. Все равно мне конец, все равно я пощаду не жду. Хоть, последний язычник, смущаюсь я гордою мыслью, что я ближе монахов к их вечной любви и Христу. Только я - не они, - сам себя не предам никогда я, и пускай я погибну, но я не завидую им: То, что вижу я, - вижу. И то, что я знаю, - знаю. Я последний язычник. Такой, как Афины и Рим. Вижу ночь пред собой. А для всех еще раннее утро. Но века - это миг. Я провижу дороги судьбы: Все они превзойдут. Все в них будет: и жалость, и мудрость... Но тогда, как меня, их потопчут чужие рабы. За чужие грехи и чужое отсутствие меры, все опять низводя до себя, дух свободы кляня: против старой Любви, ради новой немыслимой Веры, ради нового рабства... тогда вы поймете меня. Как хотелось мне жить, хоть о жизни давно отгрустили, как я смысла искал, как я верил в людей до поры... Я последний язычник среди христиан Византии. Я отнюдь не последний, кто видит, как гибнут миры. (с) Наум Коржавин
Я думал, что сердце из камня, Что пусто оно и мертво: Пусть в сердце огонь языками Походит — ему ничего. И точно: мне было не больно, А больно, так разве чуть-чуть. И все-таки лучше довольно, Задуй, пока можно задуть... На сердце темно, как в могиле, Я знал, что пожар я уйму... Ну вот... и огонь потушили, А я умираю в дыму. И.Анненский
If you can keep your head when all about you Are losing theirs and blaming it on you If you can trust yourself when all men doubt you, But make allowance for their doubting too If you can wait and not be tired by waiting, Or, being lied about, don't deal in lies Or, weing hated, don't give way to hating, And yet don't look too good, nor talk too wise; If you can dream - and not make dreams your master; If you can think - and not make thoughts your aim If you can meet with triumpf and disaster And treat those two impostors jast the same If you can bear to heat the truth you've spoken Twisted by knaves to make a trap for fools Or water the things your gave you life to broken, And stoop and build'em up with wornout tools; If you can make one heap of all your winnings. And risk it on one turn of pitch - and - toss And lose, and start again at you beginnings And never breathe a word about your loss If you can force you heart and never and sinew To serve your turn long after They are gone And so hold on when there is nothing in you Except the Will wich says to them: "Hold on"; If your can talk with crowds and keep your virtue Or walk with kings - nor lose the common touck If neither foes norb loving friends can trut you; If all men count with you, but none to much If you can fice the unforgiving minute With sixty seconds' worth of distance run Your's is the Earth and everything that's in it, And - which is more - you'll be a Man, my son! Rudyard Kipling.
ГОЛОС В ТЕЛЕФОНЕ Раньше был он звонкий, точно птица, Как родник, струился и звенел, Точно весь в сиянии излиться По стальному проводу хотел. А потом, как дальнее рыданье, Как прощанье с радостью души, Стал звучать он, полный покаянья, И пропал в неведомой глуши. Сгинул он в каком-то диком поле, Беспощадной вьюгой занесен... И кричит душа моя от боли, И молчит мой черный телефон. Н.Заболоцкий
Ваше благородие, госпожа разлука, мне с тобою холодно, вот какая штука. Письмецо в конверте погоди - не рви... Не везет мне в смерти, повезет в любви. Ваше благородие госпожа чужбина, жарко обнимала ты, да мало любила. В шелковые сети постой - не лови... Не везет мне в смерти, повезет в любви. Ваше благородие госпожа удача, для кого ты добрая, а кому иначе. Девять граммов в сердце постой - не зови... Не везет мне в смерти, повезет в любви. Ваше благородие госпожа победа, значит, моя песенка до конца не спета! Перестаньте, черти, клясться на крови... Не везет мне в смерти, повезет в любви. /Булат Окуджава/
Когда так радостно в объятиях твоих Я забывал весь мир с его волненьем шумным, О будущем тогда не думал я. В тот миг Я полон был тобой да счастием безумным. Но ты ушла. Один, покинутый тобой, Я посмотрел кругом в восторге опьяненья, И сердце в первый раз забилося тоской, Как бы предчувствием далекого мученья. Последний поцелуй звучал в моих ушах, Последние слова носились близко где-то... Я звал тебя опять, я звал тебя в слезах, Но ночь была глуха, и не было ответа! С тех пор я все зову... Развенчана мечта, Пошли иные дни, пошли иные ночи... О, боже мой! Как лгут прекрасные уста, Как холодны твои пленительные очи!
Ты - тень теней Ты — тень теней... Тебя не назову. Твое лицо — Холодное и злое... Плыву туда — за дымку дней — зову, За дымкой дней,— нет, не Тебя: былое, — Которое я рву (в который раз), Которое,— в который Раз восходит,— Которое,— в который раз алмаз — Алмаз звезды, звезды любви, низводит. Так в листья лип, Провиснувшие,— Свет Дрожит, дробясь, Как брызнувший стеклярус; Так,— в звуколивные проливы лет Бежит серебряным воспоминаньем: парус... Так в молодой, Весенний ветерок Надуется белеющий Барашек; Так над водой пустилась в ветерок Летенница растерянных букашек... Душа, Ты — свет. Другие — (нет и нет!)— В стихиях лет: Поминовенья света... Другие — нет... Потерянный поэт, Найди Ее, потерянную где-то. За призраками лет — Непризрачна межа; На ней — душа, Потерянная где-то... Тебя, себя я обниму, дрожа, В дрожаниях растерянного света. /Андрей Белый /
А может, останемся - мифами-миражами?.. Пусть между нами - тридцать три моря. Зато прощанье не станет горем... Пускай я лишь образ твой – обожаю. Пусть пересечься - в снах, да и только. Пусть ты любуешься лишь картинкой. И не узнаешь, кто та кретинка, Что вальс тебе выдохнула легонько. А может, останемся – миражами?.. Ни чёрта не зная – лепи что хочешь. Но только чур – под покровом ночи Не оживлять свои каменные изваянья. Граф Калиостро – конечно, мастер, Но выйдет, опять-таки, чертовщина. И это – достаточная причина Не искать с его помощью счастья. А может, останемся – миражами?.. Душам дорОги мощёной не надо. Песня за песню – вот и награда. Не дланью судьбы – а выберем сами... добавлено через 50 секунд Когда тебе пою, когда пою тебя, закрой глаза - пускай останется лишь голос; из темноты звучат безликие глаголы - времен прошедших талая судьба. Они то лгут, то льнут круженьем головы, то льстят, лаская слух, то, полоснув до крови, смолкают на лету покорные условью не говорить ни слова о любви. Закрой глаза. На звук. На свет. На жизнь саму: что было или нет - то, всё равно, не с нами. Уже из уст в уста не выдохнуть признаний, и хорошо, и, значит, ни к чему. Мы будем просто жить - поодаль, вчуже, врозь, встречать сырой рассвет за кофе с сигаретой, и от самих себя хранить свои секреты, додумывая то, что не сбылось. Закрой глаза. Прости. За слабость к блеску фраз; за вязкую тщету залаженного быта; за слово, что мозжит, не до конца забыто; за то, что погубил; за то, что спас. Придуманный тобой - о, как я был хорош! Придуманная мной - ты стала лучшей песней, как если б на заре доверчиво воскреснув, не открывая глаз, сама поёшь
Помню, как она глядела - Помню губы, руки, грудь - Сердце помнит - помнит тело Не забыть. И не вернуть. Но она была, была! Да, была! Все это было: Мимоходом обняла - И всю жизнь переменила Гете.
НОЧНЫЕ МУЗЫКАНТЫ По улицам ночным, По переулкам спящим -- Четыре дурака -- Мы инструменты тащим. Почувствовав в груди Любовную истому, Мы с музыкой своей Бредем от дома к дому. Едва взойдет луна, Мы серенаду грянем: Пиликаем, бренчим, Басим и барабаним. "Прелестница, очнись Скорее от дремоты! Здесь, под твоим окном, Мы разложили ноты. Ах, осчастливит нас Одна твоя улыбка!" Вздыхает барабан, Тихонько просит скрипка. "Твой взгляд дороже всей Небесной благодати!" -- Поет гобой д'амур У лютни на подхвате. "Мы будем здесь стоять Хоть до восхода солнца, Пока ты наконец Не выглянешь в оконце! Все арии тогда Тебе споем мы хором, С закатываньем глаз, Со струнным перебором. А коль ночной дозор Пройдется по кварталу, Мы ноги пустем в ход, Чтоб шее не попало! Вот так мы и живем, Шатаясь где придется, И пусть честной народ, Над дурнями смеется. По улицам ночным Мы с музыкой кочуем В надежде, что хоть раз С тобой переночуем". (из сборника "Немецкая Старина", 1972) *** Ты говоришь, что нет любви во мне. Но разве я, ведя ****у с тобою, Не на твоей воюю стороне, И не сдаю оружия без боя? Вступал ли я в союз с твоим врагом? Люблю ли тех, кого ты ненавидишь? И разве не виню — себя кругом, Когда меня напрасно ты обидишь? Какой заслугой я горжусь своей, Чтобы считать позором униженье? Твой грех мне добродетели милей, Мой приговор — ресниц твоих движенье. В твоей вражде понятно мне одно: Ты — любишь зрячих, я — ослеп давно... Шекспир
Ну что же, оправдываться придётся? Кругом виновата, не естся, не пьётся - И в том, что тебя поманила пальцем, И в том, что тотчас пришлось испугаться (Чего – не скажу… плевать… не поверишь. Смешно – не тем, блин, аршином меришь.), И в том, что пишу непростительно долго… (Легко ли в опилках искать иголку Потерянной мысли – когда работа Берёт за горло, трясёт до пота?..) Но пОлно! Какого, ей-богу, чёрта?! На равных! Ва банк! На когорту – когорта! И жизнь свою оглядевши строго, Спросить себя: ну и что в итоге?.. И дерзко встряхнувши кудрями чёрными, Сказать: мы с тобою – одной крови! И что с того, что три моря между – Последней всегда умирает надежда. Ведь это правда – такое чудо… Тебя – захочу – и то не забуду. Всплеск вдохновенья – жалеть о чём же?! Разве бывает что-нибудь – больше?! И пусть ворожит декабрьский ветер – А я не боюсь ни любви, ни смерти…
ЧЕРНЫЕ БАНДЕРИЛЬИ По правилам корриды трусливому быку вместо обычных — розовых — в знак презрения всаживают черные бандерильи. Цвет боевого торо — траур, с рожденья приросший. Путь боевого торо — арена, а после весы. Если ты к смерти от шпаги приговорен природой, помни — быку не по чину хитрая трусость лисы. Выхода нету, дружище. Надо погибнуть прилично. Надо погибнуть отлично на устрашенье врагам. Ведь все равно после боя кто-то поставит привычно краткую надпись мелом: «Столько-то килограмм». Туша идет в килограммах. Меряют в граммах смелость. Туша идет на мясо. Смелость идет на рожон. Глупо быть смелым, если это ума незрелость. Глупо быть трусом, если ты все равно окружен. Что ты юлишь на арене? Ты же большой бычище. Что ты притворно хромаешь? Ноги еще крепки. Эй, симулянт неуклюжий... Были тебя почище — всех в результате вздели в лавке мясной на крюки. Кинься космато навстречу алчущей банде — или скользкие бандерильеро на утешенье толпе черные бандерильи, черные бандерильи факелами позора всадят в загривок тебе. В чем же твой выигрыш, дурень? В жалкой игре с подлецами?! Тот, кто боится боя, тот для корриды негож. Тощие шлюхи-коровы нежными бубенцами сманят тебя с арены, ну а потом — под нож. Раз все равно прикончат, пусть уж прикончат, потея. Пусть попыхтят, потанцуют балеруны мясников. Будь настоящим торо. Не опустись до паденья этой толпы, состоящей сплошь из трусливых быков. Много ли граммов отваги миру они подарили? И задевают за стены, шторы и косяки черные бандерильи, черные бандерильи, будто в дрожащие шкуры, всаженные в пиджаки. 1967, Евгений Евтушенко.
Я грустно, медленно, вдоль мутного потока, Не видя ничего, бреду лесной тропою. Одна и та же мысль мне не даёт покою: О ней, - о той, в ком нет, казалось мне, порока. О дай мне отдых, мысль, не мучай так жестоко, Не приводи одну причину за другою Для горьких слёз о том, что и теперь, не скрою, Мне больно сердце жжёт и сводит в гроб до срока. Ты не уходишь, мысль? Я развалю твой дом, Я смертью собственной твою разрушу крепость. Уйди, прошу, оставь мой разум, наконец! Как хорошо забыть, уснув могильным сном, Измену, и любовь, и эту всю нелепость - То, от чего навек освобождён мертвец это стихи пьера де ронсара
Однажды я, накушавшись от пуза, Дурной и красный, словно из парилки, По кабакам в беспамятстве кружа Проснулся на коленях у француза Я из его тарелки ел без вилки И тем француза резал без ножа Кричал я: "Друг, за что боролись?!" Он - не разделял моих сомнений Он был повержен смят и потрясён И пробовал прогнать меня с коленей... Не тут то было! Я сидел надёжно, Обняв его за тоненькую шею, Смяв оба его лацкана в руке, Шептал ему: "Ах как неосторожно! Тебе б зарыться, спрятаться в траншею, А ты рискуешь в русском кабаке..." Он тушевался, а его жена Прошла легко сквозь все перепетии "Знакомство с нами свёл сам сцотона, Но добрый, ибо родом из России".
Игорь Северянин Поэза о людях Разве можно быть долго знакомым с людьми? И хотелось бы, да невозможно! Все в людских отношеньях тревожно: То подумай не так, то не этак пойми!.. Я к чужому всегда подходил всей душой: Откровенно, порывно, надежно. И кончалось всегда неизбежно Это тем, что чужим оставался чужой. Если малый собрат мне утонченно льстит, Затаенно его презираю. Но несноснее группа вторая: Наносящих, по тупости, много обид. И обижен-то я не на них: с них-то что И спросить, большей частью ничтожных?! Я терзаюсь в сомнениях ложных: Разуверить в себе их не может никто ! И останется каждый по-своему прав, Для меня безвозвратно потерян. Я людей не бегу, но уверен, Что с людьми не встречаются, их не теряв...
Возьми меня, Господи,вместо него, А его на Земле оставь. Я-легкомысленное существо, А ты меня в ад отправь. Пускай он ещё поживёт на земле, Пускай попытает судьбу. Мне легче купаться в кипящей смоле, Чем выть на его гробу. Молю тебя, Господи, слёзно молю: Останови мою кровь. Хотя бы за то, что его люблю Сильней, чем твою любовь.
Александр Галич Я считал слонов - и в нечет и в чёт , И все-таки я не уснул , И тут явился ко мне мой чёрт И уселся верхом на стул. И сказал мой чёрт: Ну, как, старина, Ну, как же мы порешим? Подпишем союз - и айда в стремена, И еще чуток погрешим! И ты можешь лгать, и можешь блудить, И друзей предавать гуртом! А то, что придется потом платить, Так ведь это ж, пойми, - потом! Аллилуйя, аллилуйя! Аллилуйя - потом! Но зато ты узнаешь, как сладок грех Этой горькой порой седин, И что счастье не в том, что один за всех, А в том, что все- как один! И поймешь, что нет над тобой суда, Нет проклятия прошлых лет, Когда вместе со всеми ты скажешь - да! И вместе со всеми - нет! И ты будешь волков на земле плодить, И учить их вилять хвостом! А то, что придется потом платить, Так ведь это ж, пойми, потом! Аллилуйя, аллилуйя Аллилуйя - потом! И что душа? - Прошлогодний снег! А, глядишь, - пронесёт и так! В наш атомный век, в наш каменный век, На совесть цена пятак! И кому оно нужно, это"добро", Если всем дорога - в золу... Так давай же,бери,старина,перо! И вот здесь распишись, в углу". Тут чёрт потрогал мизинцем бровь... И придвинул ко мне флакон, И я спросил его: "Это кровь?" "Чернила!" - ответил он... Аллилуйя,аллилуйя! "Чернила!" - ответил он.
Ноябрь… ветреный, сырой… сезон простуды. Ну что бы осень – вовсе взять и отменить… Такой любви, чтоб всё забыть – уже не будет. А без неё – к чему тогда и жить. Огонь потух, едва лизнувши сигарету, Каблук на наледи сорвался в пируэт… Всё от того, что на душе давно не лето, И что любви на белом свете нет. Так пой, певец - пускай хотя бы в песне Цветёт туман - прекраснейший обман. Пусть лето хоть на миг в душе воскреснет, А больше мига я ему не дам. Ты будешь там весёлым и счастливым, Я буду ветреной, красивой и смешной… Сырой рассвет отступит боязливо… Закрой глаза – и бог с ней, с сединой. Глоток хмельного пьяного напитка, Который – сон, иллюзия, мечта, Живой водою обернётся? или пыткой? Свобода выбора – она, ведь, неспроста… Так пой, певец, без горечи и страха, Твори Элиз, Офелий, Эвридик… Они простят, им точно так же шаг до краха – Пусть хоть красив он, раз уж невелик…
"ангел-хранитель" (А.Блок) Люблю Тебя, Ангел-Хранитель во мгле. Во мгле, что со мною всегда на земле. За то, что ты светлой невестой была, За то, что ты тайну мою отняла. За то, что связала нас тайна и ночь, Что ты мне сестра, и невеста, и дочь. За то, что нам долгая жизнь суждена, О, даже за то, что мы - муж и жена! За цепи мои и заклятья твои. За то, что над нами проклятье семьи. За то, что не любишь того, что люблю. За то, что о нищих и бедных скорблю. За то, что не можем согласно мы жить. За то, что хочу и смею убить - Отмстить малодушным, кто жил без огня, Кто так унижал мой народ и меня! Кто запер свободных и сильных в тюрьму, Кто долго не верил огню моему. Кто хочет за деньги лишить меня дня, Собачью покорность купить у меня... За то, что я слаб и смириться готов, Что предки мои - поколенье рабов, И нежности ядом убита душа, И эта рука не поднимет ножа... Но люблю я тебя и за слабость мою, За горькую долю и силу твою. Что огнем сожжено и свинцом залито - Того разорвать не посмеет никто! С тобою смотрел я на эту зарю - С тобой в эту черную бездну смотрю. И двойственно нам приказанье судьбы: Мы вольные души! Мы злые рабы! Покорствуй! Дерзай! Не покинь! Отойди! Огонь или тьма - впереди? Кто кличет? Кто плачет? Куда мы идем? Вдвоем - неразрывно - навеки вдвоем! Воскреснем? Погибнем? Умрем?
Ты - тень теней Ты — тень теней... Тебя не назову. Твое лицо — Холодное и злое... Плыву туда — за дымку дней — зову, За дымкой дней,— нет, не Тебя: былое, — Которое я рву (в который раз), Которое,— в который Раз восходит,— Которое,— в который раз алмаз — Алмаз звезды, звезды любви, низводит. Так в листья лип, Провиснувшие,— Свет Дрожит, дробясь, Как брызнувший стеклярус; Так,— в звуколивные проливы лет Бежит серебряным воспоминаньем: парус... Так в молодой, Весенний ветерок Надуется белеющий Барашек; Так над водой пустилась в ветерок Летенница растерянных букашек... Душа, Ты — свет. Другие — (нет и нет!)— В стихиях лет: Поминовенья света... Другие — нет... Потерянный поэт, Найди Ее, потерянную где-то. За призраками лет — Непризрачна межа; На ней — душа, Потерянная где-то... Тебя, себя я обниму, дрожа, В дрожаниях растерянного света. Андрей Белый